Судя по этим находкам, остаткам стружки и щепкам, когда-то здесь помещалась мастерская плотника. В глубине Жанна наткнулась на железное ведро, совершенно почерневшее от сажи. В стенках его были пробиты дырки, а на дне лежали остатки угля. Жаровня. Вот, значит, где мастер разжигал огонь. В углу у двери стояла тяжелая палка, чье предназначение выдавали железные крюки по сторонам от двери. Поскольку другого выхода отсюда не было, видно, здешний обитатель запирался изнутри. Зачем? Наверное, на время сна. Но вот постели-то Жанна и не обнаружила. Интересно, как он закрывал мастерскую снаружи? В тяжелой двери был замок, но ключ отсутствовал.

Вдруг девушке показалось, что где-то струится вода. Внимательно приглядевшись, Жанна увидела еще одну дверь, прямо напротив входной. За ней открывался крошечный дворик с обросшим мхом фонтанчиком.

Жанна вернулась в мастерскую, ибо ничем другим это помещение быть не могло. Отчего же его забросили? Как давно? Можно ли здесь обосноваться? Здесь было прохладно, что обещало отдых от летнего зноя. Но каково-то будет в зимнюю стужу?

Жанна решила дождаться прихода хозяина, но шло время, и никто не появлялся. Нужно было достать еды для себя и сена для Донки, но Жанна решила не двигаться с места столько, сколько вытерпит. Сюда ее привело, похоже, само Провидение, и следовало лишь понять, действительно ли это так.

Жанна подкрепилась орехами и сходила за водой к фонтанчику. Она отмыла лицо от пота и пыли большой дороги. Хорошо было бы помыться целиком, но Жанна дрожала при мысли о том, что кто-то застанет ее голой.

На соседней колокольне зазвонили, и Жанна решилась выйти наружу. Она прошла по переулку до самого конца, где он выходил на широкую, частично замощенную дорогу. Слева, за оградой Ломбардского коллежа, она упиралась в поле. Две женщины пристроились там, справляя нужду. Жанна последовала их примеру. Трава тут была редкой, но на ужин для Донки хватит, решила она.

Жанна вернулась в мастерскую, дрожа при мысли, что обнаружит там человека, копающегося в ее пожитках и поджидающего владелицу. Она сунула руку в карман и нащупала нож.

Затаив дыхание, Жанна толкнула дверь. Никого. Может, остаться здесь на ночь? А на чем спать? Да ладно, главное — у нее была крыша над головой. Хорошо бы разжечь огонь, но она забыла прихватить огниво из Бук-де-Шен. Да и жечь все равно было нечего, здесь не нашлось даже огарка свечи.

Жанна боролась со слезами. Она всхлипнула и взяла себя в руки.

Снова зазвонили колокола. С улицы послышались голоса. Девушка высунулась наружу. Там, за поворотом, из коллежа, должно быть, расходились по домам довольные и веселые молодые люди. Жанна ошибалась: позже ей предстояло узнать, что юноши радовались концу занятий прямо во дворе коллежа.

На улице смеркалось, в переулке стало сумрачно, а в мастерской чересчур прохладно. Жанна отвела Донки на поле пощипать траву. Осел был так любезен, что справил там и свою нужду.

Звуки колокола разносились в тихом и ласковом июньском воздухе. Жанна вернулась в мастерскую и принялась устраиваться на ночь.

Если она останется здесь, сколько еще всего придется сделать: поставить запор, раздобыть кровать и топливо для очага…

Жанна вспомнила монахинь и раздраженно вздохнула. Они хотели защитить ее добродетель, но добродетель, которую защищают насильно, становится первой жертвой насилия.

Жанна сняла с Донки корзины и поглядела на свои пожитки. Можно бы продать мешки с суржей, но им есть и другое употребление. Жанна завернулась в одеяло и, перегородив дверь палкой, устроилась в том углу, который показался ей самым теплым.

Она услышала звон колокола и, погрузившись в мечты об Исааке, наконец уснула.

К утру тело ее онемело так, что она с трудом поднялась на ноги. На улице с каким-то исступлением пели птицы. Жанна снова отправилась в поле, раздумывая о том, как запирать дверь снаружи: не могла же она вечно сидеть внутри, как в мышеловке! Выход подсказал ей попавшийся на глаза большой, плохо обтесанный камень почти кубической формы. Жанна с трудом доволокла его до мастерской. Теперь необходимо было найти веревку. Жанна была крестьянкой и прекрасно знала, что дело это непростое. Она вернулась в поле и нарезала высокой травы. В мастерской она очистила ее и связала в жгут длиной в добрых четыре локтя. Жанна обвязала его вокруг камня, просунула свободный конец в отверстие в створке двери и опробовала свое изобретение: дергая за веревку снаружи, она подтаскивала камень к двери. И та казалась закрытой. Довольная собой, Жанна отправилась на поиски вещей, которые требовалось раздобыть. На страже мастерской остался Донки.

Побродив по окрестностям, Жанна нашла лавку, где ей продали огниво за три соля, паклю за один соль, пять свечек за десять, хлеб и колбасу. Кузнец-жестянщик за двенадцать солей уступил ей кувшин и за двадцать пять — тесло. Сосновую плашку длиной с руку, на которую Жанна украдкой посматривала, он просто подарил ей. Так было потрачено маленькое состояние, но зачем вообще нужны деньги, если не тратить их, когда возникнет нужда?

Отнеся все свои сокровища в мастерскую, Жанна снова отправилась в город и в рощице, которую она приметила за монастырем доминиканцев, вооружившись теслом, добыла сухих веток и собрала их в вязанки. Вышло целых пять.

Вернувшись, она отнесла козлы, сосновую плашку, кувшин воды и ведро с хворостом к перекрестку своего переулка и улицы Монтань-Сент-Женевьев. Нищий был на прежнем месте, и Жанна, пообещав денье, препоручила ему надзор за своим имуществом. Через несколько минут она вернулась, таща мешок с суржей, кусок масла, немного соли и сумку с орехами. Ей не терпелось привести в исполнение недавно родившийся план. Из суржевой муки, воды и щепотки соли она замесила тесто, нарезала его треугольниками и положила на них очищенные орехи. Самое трудное было еще впереди. Предстояло разжечь огонь. Пакля занялась тотчас, но слишком зеленые ветки никак не хотели разгораться и противно дымили. Наконец появился огонь. На все это ушло никак не меньше часа, ибо, когда все было кончено, прозвонили одиннадцать. Жанна отрезала немного масла, бросила его на сковородку и поставила ту на огонь. В раскаленное масло она поместила свои треугольнички, которые на глазах стали покрываться золотистой корочкой. Нищий учуял аппетитный запах. Он поднялся и, волоча за собой ногу, приблизился.

— Пахнет неплохо, — сказал он.

— Ну что, хочешь денье или пирожок? — спросила Жанна.

Нищий задумался.

— Если я надеюсь удержать душу в теле, вернее мне взять пирожок, — сказал он и подцепил один деревянной палочкой, которую ему протянула Жанна. Она наблюдала за своим первым клиентом. Нищий распробовал лакомство, закрыл глаза и пробормотал, шамкая беззубым ртом:

— Язык проглотишь, черт побери!

Жанна так и застыла с деревянной палочкой в руке. Этого выражения она никогда не слыхала. Неужели первый клиент испортит ей все дело?