— Не в деньгах дело, а в лени, — возразила Жанна. — Отчего не помыть их в фонтане?

Матье поморщился и взглянул на Жанну:

— Пятьдесят солей?

— Даю слово.

— И пирожок в придачу?

— А как же! Вот и будет пятьдесят шесть солей.

Нищий смотрел на нее по-прежнему нерешительным и даже недовольным взглядом:

— Ну ладно, пятьдесят пять солей и пирожки?

Жанна взглянула на него и улыбнулась:

— Сначала помойся, если тебя не вышвырнут из бани.

— А отчего это меня должны вышвырнуть? — обиделся Матье.

— Потому что такого бродягу, как ты, еще поискать. Да, и чтоб на глаза мне больше не попадалась эта твоя шляпа!

— Не тебе, паренек, учить меня жить!

— Я вовсе не паренек, Матье, а девчонка. Ясно?

Тот уставился на Жанну, моргая от удивления:

— Черт побери, ты девчонка, ты?

— Самая что ни на есть, Матье. Разве парень подарил бы тебе эти тряпки? Сказано тебе, иди мыться!

— И возвращаться босиком?

— Ты грязь носил вместо башмаков!

Матье рассмеялся:

— Да уж, язычок у тебя подвешен!

Он наконец удалился, неся на руке новое платье.

Матье вернулся, когда звонили к вечерне. Жанна узнала его только по рубахе. Ей даже показалось, что хромота его куда-то исчезла. Неужто он так зарос грязью? Даже оскал беззубого рта не очень-то бросался в глаза. От него несло камфорой, должно быть, борцы со вшами поработали на совесть. Волосы были тщательно приглажены и еще не высохли.

— Они не хотели меня пускать.

— Я их понимаю.

Жанна достала из кошелька два соля и подала ему:

— Теперь быстро к цирюльнику, у тебя борода разбойника с большой дороги. И скажи им, чтобы укоротили волосы, ты совсем зарос.

— Я что, босым пойду к цирюльнику?

Матье, казалось, ни о чем, кроме башмаков, и думать не мог.

— Завтра я куплю тебе башмаки. Ты и так обошелся мне сегодня в пятьдесят солей.

— Ну так завтра я и пойду к цирюльнику.

— Нет уж, сначала бриться, потом башмаки. Послушай, у меня самой и постели-то нет, а ты не хочешь день обождать!

— Дожил, девчонка поучает меня! А сама ты в какие лохмотья одета?

— Зато я чистая. Иди брейся, я скоро вернусь сюда и проверю.

Он ведь и вправду не знал, где она живет. Матье повиновался. Жанна отправилась в свое дарованное судьбой жилище проверить, не появлялись ли там в ее отсутствие непрошеные гости. Она вывела Донки наружу. Осел явно соскучился в одиночестве и теперь с удовольствием втягивал свежий воздух и щипал молодую травку. Завтра она купит ему сена.

Потом Жанна вернулась проверить, как идут дела у Матье. Она просто не поверила своим глазам: перед ней стоял совсем другой человек, настоящий красавец. Она улыбнулась, Матье улыбнулся в ответ. Он в который уже раз взглянул на свои ноги. Жанна отметила, что они длинные и сильные. Теперь, когда они были чистые, на них было просто приятно смотреть. Интересно, из-за какого увечья он стал калекой?

— Знаешь, от всего этого я зверски проголодался!

Жанна весело рассмеялась:

— Я приглашаю тебя отобедать в таверну «Бычий двор».

У парня так и отвисла челюсть.

— Ты что, хочешь за мной приударить? Отправишься в таверну с босяком?

— Тебе осталось быть босяком всего лишь до завтра.

Матье посмотрел на Жанну, и она не отвела взгляда. От светлой голубизны его глаз ей сделалось не по себе. Матье то и дело проводил рукой по своим выбритым щекам, которые стали такими белыми, что казались напудренными.

Они отправились в таверну. Матье еще меньше привык к обществу, чем она сама. Он жил отбросами, а тут вдруг оказался за столом той самой таверны, объедки из которой еще вчера вылавливал в соседнем ручье.

— Что будем есть? — спросил он, неуверенно присаживаясь на скамью.

— Суп и жареные сосиски с салатом, — ответила Жанна.

Матье вытаращил на нее глаза:

— Так много?

— Так много.

— Так ты богачка?

— Сам видел, что я заработала.

Она заказала кувшин вина. Матье в удивлении покачивал головой.

— Имей в виду, так будет не каждый вечер, — сказала Жанна.

— Тогда по какому случаю праздник?

— Твой день рождения! Ты стал другим человеком!

Он рассмеялся:

— Верно, я не такой, как раньше. Да и в голове что-то не то.

Ума не приложу, кто я теперь такой.

Матье не умел управляться с ложкой, и Жанне пришлось преподать ему эту науку.

— Из каких ты краев? — спросил Матье.

Ей хватило несколько фраз, чтобы рассказать о себе. Не забыла она и о посещении аббатства и обители сестер-кордельерок.

— Отчаянная ты! Вот отчаянная! — восклицал Матье, опорожняя свой стакан.

Они пили местное кисленькое вино, но это было все же лучше, чем пиво. В таверну «Бычий двор» не заглядывали богатые торговцы; ее посещали по большей части служащие и студенты, собиравшиеся здесь заработать на еду чтением стихов и при случае побузить.

Матье рассказал о себе. Ему было двадцать два или двадцать три года. Три года он в компании бывших наемников, грабителей и прочего сброда промышлял разбойным ремеслом в Париже и окрестностях. Год за воровство ему довелось провести в сырой камере тюрьмы Лучников, что стояла на берегу Сены.

— Вот и все, что я видел в жизни, — добавил Матье.

Под конец срока какой-то стражник предложил ему завербоваться — по примеру многих бывших подельников — в Королевские вспомогательные войска, но так как Матье не выносил, чтобы им командовали, то стал изображать из себя хромого. Вот так он и улизнул от службы в армии. Если уж воевать, говорил Матье, то за себя самого, а не за господина. С той поры он жил нищенством.

— Так, значит, ты не хромой?

— Нет, это так, по привычке.

— За что же тебя посадили в тюрьму?

— Как-то раз украл двух каплунов, в другой — распятие в церкви.

Матье пристально посмотрел на Жанну:

— Я не обворую тебя. Никогда в жизни. Я больше вообще не стану воровать. Почему ты все это для меня делаешь?

— Что?

— Ну все это.

Чутье подсказало Жанне, что главное — не пытаться наставить его на путь праведный.

— Потому что оба мы с тобой бедняки, — сказала она. — Бедняк бедняка всегда поймет. А еще потому, что ты мне нужен.