Она ткнула пальцем в раскрытую газету на столе и начала, как показалось Джеку, скорее декламировать, чем читать напечатанное:

— «Я всегда хотел от жизни того же, чего хотят обычные люди; это ни для кого не секрет. Любящую женщину, детей, семью, собственный дом…» Ах ты ублюдок! — Морвенна злобно сверкнула глазами. — Ты все идеально рассчитал, Джек. Интервью напечатано как раз к открытию выставки в Лондоне. Ты должен быть очень доволен собой — глянцевый журнал, разворот на две страницы — очень мило.

Она подняла журнал и показала ему обложку.

— «Санди Ньюс»? Лиз Чэпмен? Тебе это о чем-нибудь говорит, Джек?

Взгляд Морвенны приковал его к месту. Она сделала глубокий вдох.

Джек приготовился к тому, что за этим последует.

Она наклонилась к нему, согнув локти, как чемпион по боксу, опустившись всем весом на костяшки пальцев.

— Неужели тебе вообще все равно, Джек? Неужели тебе наплевать не только на меня, но и на всех остальных, раз уж на то пошло? Ты что, на самом деле думал, что я об этом не узнаю? — она ударила по журналу ладонью. — Ты что, надеялся, что я не увижу это маленькое признание? Или думал, что я настолько раздавлена, настолько уничтожена твоим бесконечным равнодушием, что мне все равно, что ты обо мне говоришь? Господи, как мне иногда хочется, чтобы это было правдой. Жизнь стала бы намного проще, если бы я больше не чувствовала боли. Но ты ошибся, Джек, как же ты ошибся, — последнее предложение она произнесла особенно выразительно — видимо, для того чтобы ее слова надолго остались у него в мозгу.

— Судя по всему, этот несчастный ублюдок Артуро все подстроил, да? — продолжила она после короткой паузы, которая лишь усилила драматический эффект. — Мне всегда казалось, что ему лучше быть сутенером, чем агентом. И кто же она, Джек? Высокая блондинка с огромными буферами? Полагаю, ты ее уже трахнул?

Джек думал, нужно ли ему сказать что-то в ответ, но, похоже, Морвенна вполне справлялась и сама. Хотя он понятия не имел, в чем дело, — когда она читала статью, даже ни один из старых грешков не вспомнился, — Джек все же почувствовал, как перед ним разверзлась бездна вины, упреков, обвинений, слез и страданий.

Последовала еще одна короткая пауза. Морвенна ждала, как он отреагирует, и какая-то часть его мозга зашевелилась, — та часть, которой явно не было стыдно.

— Что я могу сказать? А что ты хочешь, чтобы я сказал? Произошла какая-то ошибка, дорогая, кто-то совершенно переврал мои слова. Правда. Я никогда не говорил ничего подобного, разве я мог? К тому же слова вырваны из контекста. Мне кажется, надо пойти и позвонить адвокату, как ты думаешь? Ты согласна? Мне же нужно как-то отреагировать на это? — в его голосе даже промелькнул намек на справедливое негодование.

Должно быть, у него с этой Лиз Чэпмен сложились какие-то особенные отношения, раз он выдал ей свою коронную речь: «Мне нужна всего лишь хорошая женщина и пара акров плодородной земли». И, слава богу, что у нее хватило ума перефразировать его слова, подумал Джек, иначе ему уже никогда не повторить этот трюк и не снять девку. Жаль только, он не помнит, кто она такая и поддалась ли его обаянию.

Морвенна взглянула на него. В глазах ее была боль и впервые за очень долгое время нечто похожее на настоящие слезы. Кто же такая Лиз Чэпмен? Имя ничего ему не говорило, и, как ни странно, ему почему-то даже стало интересно.

— Ты действительно чудовищная, законченная тварь, — прошипела Морвенна сквозь свои идеально ровные жемчужно-белые искусственные зубы.

У нее был неправильный прикус, и когда она злилась, это особенно бросалось в глаза. Джек с трудом заставил себя сконцентрироваться на ее словах, а не на челюсти.

— По-моему, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что я для тебя делаю, о том, чем я ради тебя пожертвовала, о том, с чем мне пришлось мириться все эти годы. Я торчала в этой заднице, чтобы ты мог разыгрывать из себя хозяина, обходящего свои владения. Ты такой эгоист, Джек, ты ужасный, чудовищный эгоист. Никто не понимает, почему я до сих пор не ушла от тебя, знаешь, моя семья, друзья — даже твои друзья, Джек, — все думают, что ты обращаешься со мной как с дерьмом. Я могла бы стать знаменитой, Джек, понимаешь? Все так говорят. Вспомни мою первую выставку в Кембридже летом 1976 года. Художественный критик из «Санди Таймс» тогда написал, что моя работа это новый голос британской акварели, — новый голос, Джек.

Джек нахмурился. Было очень трудно изобразить неподдельный интерес, ведь эти слова и фразы он слышал уже миллион раз, и некоторые уже стерлись до дыр от слишком частого использования.

Джек очнулся, когда ваза от Уотерфорда грохнулась на пол прямо у его ног.

— Собственный дом? Дети? Это что еще за ерунда? Ты слушаешь меня, ты, мразь?

Джек моргнул и вернулся на землю.

— Что? — переспросил он.

— Именно так ты сказал этой Лиз Чэпмен. Не пытайся отрицать, Джек, я тебя знаю, здесь черным по белому написано: «За последние несколько лет у меня было всего лишь несколько романов, приятных романов, надо признать, но ничего серьезного. В моей жизни нет страсти, разве что моя работа, и в каком-то смысле моя работа — это моя возлюбленная, непрестанно направляющая меня вперед». — Морвенна скривила губу. — Скажи, Лиз Чэпмен — натуральная блондинка?

Джек сделал еще один шаг назад: в глазах Морвенны быстро разгорался огонь ярости. Но прежде чем она успела дотянуться до следующего орудия нападения, он дернулся вправо, потом сделал вид, будто побежал налево, обогнул Лили Ховард и через черный ход вырвался на солнцепек.

Острый, свежий утренний воздух ударил Джеку в лицо, чуть не сбив его с ног, но он слишком хорошо знал Морвенну и не замедлил бег. Голова раскалывалась и трещала от боли, живот сводило от выпитого вчера спиртного, но он скакал по мокрой траве, пригнувшись вперед и плотно прижав к бокам локти, как полузащитник в американском футболе.

Позади раздался яростный вопль баньши, и в ту же секунду на некошеную траву рядом с ним с неприличным звуком приземлился кочан цветной капусты. Не давая артиллерии прицелиться, Джек вилял то направо, то налево, прячась за стволами деревьев, и наконец сделал умный ход, нырнув под прикрытие цветущих кустов черной смородины.

И уже оттуда рванул через большую лужайку к безопасному летнему домику.

В домике со спущенными темными шелковыми шторами, свернувшись под одеялом, лежал и слегка посапывал агент Джека Артуро, сжимая в бледных пальцах незажженную сигарету. В маленькой комнате пахло, как у хомяка в клетке. Повсюду были разбросаны пустые бутылки, переполненные пепельницы и застывшие объедки кантонского ужина на четыре персоны. Под ногами хрустели панцири королевских креветок. Джек оглядел комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться если Морвенна все-таки решит пересечь Великую Черту. До недавнего времени летний домик был его убежищем, святая святых, священным пространством, но все когда-то случается в первый раз.