Посреди огромного корабельного помещения парила полупрозрачная энергетическая сфера. Изнутри нее постоянно и неконтролируемо вырывались жгутоподобные субстанции, для которых у меня не нашлось определения. Но им не удавалось далеко отлететь от ядра, потому как хаотично крутящиеся вокруг сферы обручи из некоего жидкого метала похожего на ртуть, улавливали их и поглощали.

Все это казалось чем-то фантастичным и существующим вопреки всем законам физики. Но я привыкла верить своим глазам и явственно видела с трудом контролируемый сгусток яростной энергии, сдерживаемой растекающимся, но тем не менее выдерживающем форму обруча, металлом.

Это напугало меня еще больше.

На мостике, помимо меня, готовили к отлету еще одну совсем молоденькую девушку. И это их обещанный инженер! Признаться, казалось, что она только со школьной скамьи слезла. Бегающие на бледном личике зеленые глазки выдавали ее крайнюю растерянность и непонимание происходящего. Девчушка в белом нелепо висящем на ней комбинезоне, то усаживалась в свое кресло, то вскакивала и устремлялась к выходу, где ее ловил профессор Зейк и снова возвращал на место.

Это возмутило меня до глубины души. Девочка явно гражданская и заставить ее лететь никто не может.

— Она не летит! — безапелляционно заявила я.

— Что? — переспросил доктор, явно не понимая, о чем я вообще.

— Я сказала, — как можно увереннее и в какой-то мере даже нагло повторила я, — что этот ребенок со мной не летит!

Зейк поморщился и, придав лицу вдохновленный вид, принялся вещать мне о бытие людском.

— Вы не понимаете, госпожа мигуми, мы на пороге великого открытия. Наши корабли в скором неминуемом будущем устремятся к звездам, человечество выйдет…

— Да начхать мне на то, куда выйдет человечество! Я вам говорю, что эта девочка никуда не летит. А если вас так заботит успех вашего великого открытия, то садитесь и занимайте ее место. На чужих смертях в рай не въедешь, господин Зейк, тем более пуская в расход детей.

Профессор смотрел на меня, хлопая от досады ртом. Видимо, привыкший к почитанию и безмерному уважению, и даже лебезению, слышать подобное в свой адрес ему довелось впервые. Девчушка же с такой бешеной надеждой смотрела на меня, что стало немного не по себе.

— Фалима не ребенок, она будущий ученый. Светило…

— Будущий!? О каком будущем идет речь, господин Зейк, откуда у нее оно — это ваше мифическое будущее. Эта девочка не летит и точка. Если вас что-то не устраивает, то я еще раз для непонятливых повторяю — садитесь на кресло рядом со мной и вперед к счастливому будущему, а ребенок уходит отсюда домой.

— Вы… вы не имеете права! — шипел на меня вмиг растративший весь пафос подлысоватый мужик, брызгая слюною. — Она нужна здесь, чтобы я мог убедиться, что ошибку совершают не андроиды. Она нужна здесь! Я хочу удостовериться в том, что ошибка не в расчетах. Мое открытие… оно войдет в историю.

— Зейк, вы действительно можете попасть в историю и куда быстрее, чем думаете. Вы, кажется, забыли, кому перечить посмели. Я все еще мигуми и моя первоочередная задача заботится о благополучии гражданских лиц, — я криво ухмылялась уголками рта.

Мне был противен этот мужик. Рожа мерзкая.

— Вы не понимаете, с кем говорите, — кипел профессор, его морда приобрела пунцовый оттенок.

— Это ты, Зейк, не понимаешь, с кем ты говоришь, и, кажется, не совсем отдаешь себе отчет в том, чем этот разговор может для тебя закончится, — припечатала я ученого.

В этот момент на мостик поднялся озадаченный господин Марво. Увидев его, Зейк аж подпрыгнул.

— Марво! Вы… вы даже не представляете. Это саботаж! Эта особа пытается сорвать весь мой проект. Помешать свершиться великому открытию…

— В чем дело, господин Зейк? — обрывая его, прямо спросил Марво.

— А дело в том, что данная девочка со мной не летит! — вмешалась я, ситуация начинала бесить. — Вы бы еще с яслей младенца притащили.

Марво глянул на молоденькую Фалиму, словно впервые ее увидел. Потом зарылся в бумаги у себя на руках и пошел багровыми пятнами.

— Зейк, ты кого протащил сюда. Да как ты вообще посмел моим именем прикрыться, — его взгляд пылал неподдельной злостью. — Я снимаю тебя с проекта, все твои расчеты конфискуются в пользу института. Ты, гаденыш, моими руками решил свою соперницу устранить, не хочешь с девчонкой славой и открытием делиться! Ну что же, значит, во главе проекта станет она, а я присмотрю, чтобы справилась. Тебя же сейчас выведут за ворота, — последнее он буквально провопил. — Я не позволю ни кому себя использовать. Ты понял меня, Зейк?

После того, как начался отчет к старту, на сердце было уже не так сумрачно. Все же последний свой бой, будучи мигуми, я выиграла. Последней спасенной мною жизнью стала молоденькая девочка с красивым именем Фалима. На прощанье она горячее обняла меня и, пряча слезы, произнесла короткое «спасибо».

Но мне этого было достаточно.

Мне хотелось верить, что у нее все будет хорошо. Меня с малолетства готовили к тому, что однажды, и скорее рано, чем поздно, я умру. Заставляли вырабатывать привычку относиться к каждому заданию, как к последнему. Но я не была готова и сейчас отчетливо понимала это. Я безумно, до скрежета зубами, хотела дышать, хотела чувствовать и жить.

Жить вопреки всему и всем.

Корабль, удачно отшвартовавшись, вышел на заданный курс. На мониторе перед глазами мелькали цифры. Но я словно не видела их, отстранено понимая, что судно разгоняется.

Пять минут полета…

Я вывела крейсер в заданный коридор и автоматически доложила в командный пункт на Ганимеде:

— Пять минут, полет в штатном режиме.

И хотя голос мой звучал ровно, пальцы, включающие ускорение, предательски дрожали. Сердце сходило с ума в безумном ритме, грозясь разорвать грудную клетку.

Десять минут полета…

Я скорее инстинктивно почувствовала, чем отметила на мониторе изменения, произошедшие с кораблем. До гиперпрыжка оставалась еще пара секунд, когда меня прижало к креслу. Сделав судорожный вдох, ощутила во рту вкус крови. Глаза опалило огнем, а уши заложило так, что звук собственного сердца звучал набатом. Ломающая изнутри боль раздирала. Казалось, прошла вечность, когда меня отпустило. Не медленно, а внезапно, будто плиту, прижимающую меня к креслу, просто подняли.

Обессилив, я сползла на пол. Автоматически достала из кармана медкомплект и, не раздумывая ни секунды, вколола себе, прижимая специальные ампулы к шее, сначала обезболивающее, а потом и генетические хаониты. Тот факт, что у меня внутренние повреждения и, возможно, разрывы тканей и так был понятен.

Одно поражало, как я вообще выжила!?

А главное, как долго продлится эта моя жизнь? Система молчала. Корабль медленно затихал, поочередно отключались приборы освещения. Все вокруг погружалось в обрекающую меня непроглядную тьму.