– Все равно что кредиты в банках: их дают тем, кто в них меньше всего нуждается, – сказала Веро. – Кредита в банке мне тоже не дают…

Адри рассмеялась. Смех ее тоже менял: он делал ее более ветреной, нежной.

– Дело в том, что мы на самом деле становимся лучше, когда влюбляемся. Тебе никогда не доводилось чувствовать, что он постоянно на тебя смотрит, хоть его тут и нет, и что ты должна разговаривать и вести себя так, чтобы оправдать его ожидания?

– Ты мне напомнила слова моей бабушки.

– Какие?

– Что после того, как умер дедушка, ей было стыдно ходить в ванную, потому что она знала, что он везде и что он наблюдает за ней.

– Чем ты сейчас занимаешься, Адри? – спросила Веро, когда закончилась «Жизнь моя»; мы слушали ее молча, потому что это была любимая песня танго всех троих.

– Ты имеешь в виду курсы, семинары, книги, йогу и все такое? – вздохнула та. – Ничем. Я ничем не занимаюсь. Когда ты влюблена, ты ничем не занимаешься: не работаешь, не учишься, не думаешь. Я даже не слежу за своими цветами. Любовь занимает слишком много времени: у тебя заканчиваются идеи, пропадает желание что-то делать. Ты только и занимаешься тем, – она откинулась назад и подняла руки вверх, словно загорала, – что любишь.

Я спросила саму себя, не для этого ли умерла любовь: чтобы дать нам возможность заниматься остальным. Или, может быть, все наоборот: любовь позволила нам убежать от всего остального, освободиться от обременительных обязанностей или того, что мы считали обязанностями, которые мы, женщины, иногда себе придумываем. Любовь по отношению к этим незначительным обязанностям то же самое, что и война по отношению к демографическому взрыву.

Молодой человек в ботинках со шнурками вернулся. Он посмотрел на меня, и я даже подумала, что он собирается пригласить меня, но он снова пригласил Адриану; он сделал небольшой реверанс, который остался ею незамеченным.

Веро устало потрясла головой и посмотрела на часы. Казалось, она готова расплакаться в любой момент.

– Веро, знаешь, чего тебе не хватает?

– Да. Жениха, мужа или любовника. И, прежде всего, перестать ходить сюда.

– Нет, чувства юмора.

– Но у тебя тоже его нет.

– Я знаю.

– Да, мне не хватает чувства юмора, но я ведь не поэтому одна. Вспомни Хуана.

– Хуана Адри? – Да. Хуан, Марсело: их всех пугало ее чувство юмора. Чувство юмора не идет женщинам; расскажешь какой-нибудь анекдот или прокомментируешь что-нибудь, и на тебя смотрят, словно ты какой-нибудь трансвестит.

– Ну с Клаудио же все по-другому. Я много раз видела вас вместе и…

– Клаудио – это исключение, и, кроме того, он – не мой тип. – Она позвала официанта и показала ему пустую бутылку из-под минеральной воды, чтобы он принес новую.

Я посмотрела в сторону бара. Томас уже ушел оттуда, на танцплощадке его тоже не было.

– Это здорово, правда? – Что?

– Что у нас с тобой разные вкусы на мужчин, – сказала я и подумала, что зря я это сделала.

– Хорошенько подумав, я пришла к выводу, что мне надо попробовать другой тип мужчин, потому что я не могу найти свой тип.

– Вспомни слова Робин, – сказала Адри, подойдя к столику в сопровождении своего партнера.

– Робина Гуда? – спросила я.

– Нет, Робин Норвуд. «Голодные люди делают плохие покупки».

Я немного задумалась, чтобы понять ее. Это была плохая фраза.

– Как глупо, – продолжила Адри, словно вспомнила о чем-то. – Знаешь, что сказал мне тот парень?

– В ботинках со шнурками?

– Да. Его зовут Фернандо, и он великолепно танцует, если он тебя пригласит, ты это поймешь.

– Так что он сказал?

– Томас сказал ему, что восхищается тобой.

– Восхищается мной? Что еще?

– Ай, Виргиния, он же старик, – сказала Веро.

– Одиннадцать лет назад он не был стариком, – сказала Адри.

– Тогда он тоже был стариком, – настаивала Веро.

– Вот, он тобой восхищается после всего того, что произошло. Ты помнишь? Оказывается, сейчас он тобой восхищается.

– То что он восхищается, еще ни о чем не говорит. Это не значит, что он оставит свою жену.

– Ладно, но какое значение это имеет сейчас?

– Мужчины, они неженки. Знаешь, какой это цвет для того парня? – Она показала на свой темный топ. – Красный. У них все в примитивных цветах. Примитивные цвета, примитивные чувства: они сами по себе примитивные. Они не различают бордовый, алый и лиловый. Мои глаза, например, какого они цвета?

Веро приблизилась к ней, слишком близко для того, чтобы рассмотреть то, что она и так знала:

– Зеленые, темно-зеленые, в центре немного сероватые, а по краям чуть-чуть желтые.

– А вот Августин различает цвета, – сказала я, – но это, наверное, потому, что ему нравится рисовать…

– Да, в конце концов, – вздохнула Вереи открыла бутылку с минеральной водой, – мне было гораздо лучше с Андресом. По крайней мере…

– Да нет, не было тебе лучше, – сказала Адри, – не в сексе счастье. Хотя иногда нам так кажется.

– Адри, любовь сделала из тебя философа, – заметила я. – В следующий раз, когда увидишь Томаса, предложи ему тему для статьи в журнале.

– Дело в том, что она прочитала «Женщины, которые слишком любят», – сказала Веро. – Это ценная книга, ты всегда можешь найти там хороший совет. Посмотри на меня.

– Наверное, ты никогда не влюблялась, наверное, ты убеждала сама себя, что влюблена, чтобы как-то ответить себе на вопрос, почему тебе было так хорошо в постели.

Веро налила себе еще минеральной воды, кинула в стакан два кубика льда, при этом немного забрызгав скатерть.

– Смотрите, – сказала она, – счастливая парочка. Парочка подростков, которые, казалось, сошли с рекламы зубной пасты, скользила по залу, как единое тело. Он шептал ей что-то на ухо, они улыбались, иногда целовались, не прекращая танцевать.

– Это должны запретить.

– Если сменишь выражение лица, я тебе открою один секрет, – сказала Адри. – О нем не написано в книге Норвуд, я сама сделала это открытие.

– Хорошо.

– Если тебя приглашает танцевать кто-то, кто тебе нравится, скажи ему, что он красивый.

– Что, так и сказать: «Ты красивый»?

– Ну, есть много вариантов: «У тебя красивая рубашка», «У тебя красивые глаза», «У тебя очень красивый рот». Но лучше всего, конечно, сказать что-то вроде: «А знаешь, ты красивый». Мужчины (я хочу сказать, обычные мужчины, а не какие-нибудь актеры или модели) не привыкли, что им говорят такое. Почему-то считается, что в этом нуждаемся только мы, женщины.