Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, – тихо сказала она, подходя к нему. – Расслабьтесь, Роберт. Ничего не будет.
Он посмотрел на нее взглядом, от которого люди обычно терялись, тушевались и торопились сбежать. Но она просто улыбалась.
– Я представляла вас в более современной квартире – чистые линии, минимум декора, все черное или белое. А здесь… – Она покрутилась, юбка платья взлетела, показав ему еще несколько сантиметров обнаженной кожи. – Здесь все такое шикарное.
– Так получилось.
Она остановилась, и юбка опала.
– Вы купили дом и не стали в нем ничего менять?
– Он был выстроен и оформлен еще в тридцатых какой-то звездой дизайна, и моя мама…
Перед его глазами встала картина: мама сидит в этой самой комнате в мягком кресле у камина, а он оборачивает ей ноги теплым пледом. Сибилл посмотрела по сторонам взглядом, мутным не то от боли, не то от лекарств, и сказала: «Мне нравится эта комната. Все эти цветы, яркие краски, трещинки. Она немного старомодная, но такая живая».
Он хотел, чтобы Сибилл Уайетт сидела здесь, любовалась цветами, красками, трещинками и чувствовала себя живой.
– Моей маме она нравится, – выговорил он.
Но три года назад это не смогло удержать Сибилл здесь. Он не смог удержать ее здесь.
Он должен увезти ее от Лэндона. У него нет другого выхода.
– Понятно, – протянула Джинни. – Она часто у тебя гостит?
Два раза. Его мать была в его доме только два раза. Во второй раз ему пришлось нести ее на руках, потому что она не могла подняться по ступенькам. Как только она смогла встать на ноги, она ушла. Роберт стоял у окна и смотрел, как Сибилл Уайетт садится в черный лимузин Лэндона.
Она не оглянулась.
Тем вечером Роберт и забрел в «Трентон».
– Нет, – коротко ответил он.
– Понятно, – опять сказала Джинни.
Роберт опасался, что это была правда, и она действительно все понимала.
Джинни опять пошла бродить по комнате, ее викторианское платье в цветочек прекрасно вписывалось в антикварную обстановку.
– Значит, это комнаты вашей мамы, – сказала она, проведя рукой по вычурной мраморной каминной полке. – А где живете вы?
Он протянул руку и взял ее за запястье. Она резко вздохнула, не то от неожиданности, не то почувствовав ту же самую связь между ними, какую чувствовал он.
Какая разница?
– Пойдем.
* * *
Джинни проводила с ним около часа пять раз в неделю, примерно пятьдесят одну неделю в году, на протяжении почти трех лет. Это означало, что она провела… э-э… где-то около восьми тысяч часов с этим человеком.
Она никогда не задумывалась о том, в каком доме он живет. Понятно, что в дорогом. Наверное, в роскошном. Но она никак не ожидала увидеть такого.
Как будто она попала в Зазеркалье, где все наоборот: верх здесь внизу, лево – справа, а Роберт Уайетт живет в окружении вычурной роскоши. Этот человек был невероятно точным и острым, как скальпель. Точная пропорция «Манхэттена», ровно два сантиметра манжет, выглядывающие из-под рукавов пиджака, бармен, работающий строго по расписанию. Как он жил среди этого агрессивного изобилия – мрамора, позолоты, лепнины, шелковых обоев в цветочек и росписи на потолке? Даже если это нравилось его маме. К тому же Роберт никогда не казался ей маменькиным сынком. Хотя она не могла не поразиться, с какой нежностью и болью звучал его голос, когда он упомянул свою мать. Точно такой же вид у него был, когда три года назад он впервые появился у стойки «Трентона».
Интересно, что за человек миссис Уайетт? Где она располагается на шкале материнства – ближе к Сущему Ангелу или к Истеричной Пиявке? Если бы Джинни знала что-нибудь про мать Роберта, у нее был бы шанс лучше понять его самого. Но она понимала, что расспрашивать его на эту тему бесполезно. За те восемь с лишним тысяч часов, которые она провела с ним, он ни разу не упомянул ни свою семью, ни родителей, ни родственников, не считая того единственного случая в ее последний рабочий день. Этот человек умел скрывать свои карты.
Когда они поднялись на третий этаж, она увидела ровно то, чего изначально ждала – стены цвета экрю[7], французские окна[8], мебель простых и чистых линий. После буйства первых этажей этот интерьер действовал на нее успокаивающе.
Роберт открыл одну из дверей и остановился на пороге. Джинни видела, как напряглись его плечи. Она решила предложить ему пойти прямо на террасу, где был накрыт стол, потому что было ясно, что Роберт совсем не настроен показывать ей дом. Но в тот момент, когда она открыла рот, он повернулся и протянул руку. Джинни подошла.
– Это мой кабинет, – сказал он, закрывая за ними дверь.
Джинни ахнула. Книги. Полки и полки от пола до потолка, высота которого была никак не меньше четырех метров, и книги, втиснутые в каждый возможный уголок. Эта комната занимала весь торец и вся была заставлена книгами. Здесь были тысячи книг. Здесь было даже несколько лесенок на колесиках, чтобы добираться до верхних полок. Даже на каминной полке тоже стояли книги. Перед камином стояло большое кожаное кресло, скамеечка для ног и небольшой низкий столик с лампой, на котором и вокруг которого в беспорядке валялись книги, журналы, ручки и карандаши. Возле окна стоял длинный письменный стол, на котором располагался компьютер, и – снова книги.
Джинни с наслаждением вдохнула запах плотной бумаги и кожи и прикинула, сколько же книг в этой комнате?
– Вы столько читаете! – выдохнула она.
– Да, – согласился Роберт. – Зато телевизор совсем не смотрю.
– Это ваша комната?
– Мой кабинет. Прости, здесь немного пыльно, но я редко пускаю сюда Дарну.
Потому что это его укромный уголок, его берлога, его убежище.
И все же он пригласил ее сюда!
Роберт открыл стеклянную дверь и вывел Джинни на широкий балкон, шедший вдоль всего этажа.
– Боже мой! – ахнула Джинни.
Но впечатлил ее не балкон. Она краем глаза заметила и его ширину, и обилие цветов и зелени, но ее внимание было приковано к другому. Потому что, несмотря на то что они были в трех кварталах от берега и вокруг стояли дома, ей открывался красивый вид на озеро Мичиган. Полуденное солнце отражалось в воде, и только по этой золотой ряби на горизонте можно было понять, где заканчивается вода и начинается небо.
– Какой вид! – воскликнула она. – Но как это возможно? Ведь мы же далеко от озера!
Но Роберт не смотрел на озеро. Он смотрел на нее с тем затаенным блеском в глазах, к которому Джинни должна была уже давно привыкнуть. Но раньше между ними была стойка бара и полутьма «Трентона». Здесь, под ярким солнечным светом, его глаза не блестели, но горели.