Тогда не было ли в определенном смысле… его беспокойство относительно вас и Марка Пенджелли… то есть в его глазах… неким оправданием…

Если вы полагаете, что коль скоро он заподозрил меня в связи с Марком Пенджелли, то тут же решил, что ему не воспрещается заниматься сексом с секретаршей и приставать к пациентке, — вы идете по ложному следу.

Я не имел в виду…

Нет, имели. Если вы будете продолжать свое расследование в таком стиле, лучше сразу забыть об этом.

Простите. Я просто пытаюсь делать то, о чем вы меня попросили. Расскажите мне еще, что он говорил вам про тот день, когда уволил Памелу Джил.

Вы на чьей стороне?

Ни на чьей. Я просто стараюсь рассмотреть ситуацию со всех точек зрения.

Так вы понимаете правду? Рассмотреть ситуацию со всех точек зрения?

Я полагаю, да.

Значит, ложь для вас весит столько же, сколько и правда?

Я не это имел в виду.

Это. Это то, к чему сводится «беспристрастность». Знаете что? Засуньте себе это…

[Примечание автора: Саманта Сеймур выключила мой диктофон, интервью прервалось. Оно продолжилось спустя несколько часов, после перерыва на обед.]

Вы можете продолжать?

Откровенно говоря, я начинаю сожалеть об этой затее. Вы не тот, кем я вас себе представляла.

Так всегда. Именно такой урок преподносит нам вся эта история. Вопрос, однако, в том, готовы ли вы продолжать?

Возможно. Но вы должны помнить о том, что есть границы, которые нельзя пересекать, если вы не готовы к последствиям.

Я понимаю. Теперь мы можем продолжить? Медленно. Последовательно. И с тактом.

Хорошо.

Что было после того, как Памелу Джил уволили?

Она стала угрожать ему.

Лично?

Она пыталась встретиться с Алексом, но он отказывался. Это привело ее в ярость. Она принялась донимать его телефонными звонками.

Это по словам Алекса?

Очевидно.

И что он вам говорил?

Что сначала она умоляла его встретиться, в надежде, что они все равно могут оставаться друзьями, даже если не работают теперь вместе. Алекс сказал, что это не обсуждается, но, мол, он готов дать ей хорошие рекомендации, чтобы она могла найти приличную работу. Злопамятным он не был.

Но она все не унималась?

Напротив. Она чувствовала себя униженной и жаждала мести.

И как же она собиралась ее осуществить?

Она грозилась пойти к гринсайдовскому инспектору врачебных практик и рассказать обо всем, что «видела» в кабинете с миссис Мадуубе. И о том, как Алекс и ее домогался.

Вы думаете, она осуществила бы свою угрозу?

Не знаю. Но Алекс был этим крайне озабочен. После любого обвинения врача могут отстранить от практики на месяцы даже без доказательств. Там сидят орды политически корректных бюрократов, которые с превеликим удовольствием навесят себе на пояс скальп терапевта. В Генеральном медицинском совете эта история кое-кому очень бы приглянулась: тут тебе и расизм, и сексизм, и домогательство — все, что нужно. Даже если бы его оправдали по всем пунктам, в чем он не сомневался, это все равно запятнало бы его имя.

Почему он был так уверен?

Кроме всего прочего, у нее не было никаких доказательств. Но он немного беспокоился о миссис Мадуубе. Во время осмотра она была заметно напугана, и Алекс говорил, что она, очевидно, была жертвой насилия со стороны своего мужа — синяки на бедрах и тому подобное. Памела могла подсмотреть в его заметках. У него возникла идея, что она может подговорить миссис Мадуубе выдвинуть против него обвинение.

Зачем миссис Мадуубе это делать?

Алекс слышал, как несколько лет тому назад нечто подобное произошло с одним из его коллег. Молодая мусульманка, почти девочка, пришла к нему с жалобами по гинекологической части. Он осмотрел ее и понял, что над ней измываются. Следуя инструкции, он проинформировал соответствующие органы, которые наведались к ней домой. Однако женщина была настолько запугана своим мужем, что предпочла обвинить в изнасиловании доктора, лишь бы защитить себя от мужнего гнева. В итоге его оправдали по всем пунктам, но история эта все время всплывала и мешала его карьере. Алекс боялся, что с ним произойдет нечто подобное.

И тогда он решил установить камеры у себя в кабинете?

Он принял это решение не самостоятельно.

Его подговорила Шерри Томас?

Это подтвержденный факт. Это зафиксировано на одной из записей. Она очень умело опутывала его доверительными узами, она всегда была на страже его интересов, всегда проявляла какую-то особенную интуицию.

Хотя на самом деле просто установила жучок в его мобильный — тогда, при демонстрации у нее в магазине.

Таким образом она всегда была в курсе дела. Это как сверхъестественные способности. Это давало ей власть.

Вы не могли бы уточнить временной период.

Алекс установил камеры примерно через две недели после того, как первая камера появилась у нас в гостиной. Где-то в начале мая.

Насколько я понял, вы считаете, что сначала он не собирался шпионить за вами и всеми домочадцами.

Я точно знаю. Перед тем как мы виделись в последний раз — когда он решил порвать с мисс Томас, что бы там между ними ни было, — он мне все рассказал. Он сказал, что просто хотел сделать мне сюрприз, что собирался тайком сделать короткую запись, чтобы потом мы все могли посмеяться. Потом, если я соглашусь, мы вместе воспользовались бы камерой, чтобы выяснить, не подворовывает ли Миранда. А если не соглашусь, он бы все вернул в магазин. Но то, что зафиксировала эта камера, вызвало фиксацию у него самого. Он подсел.

Что такое он увидел, что вызвало у него фиксацию?

Вы всё уже знаете.

Мы оба видели эту запись. Но мне важно знать, что считаете значимым вы.

Он увидел Викторию с Мейси. И меня с Марком Пенджелли.

И то и другое представилось ему в наихудшем свете.

Он сделал выводы в соответствии с информацией, которой обладал на тот момент. В случае с Викторией он, возможно, был прав. Она очень скороспелая. В моем случае он ошибался. Между мной и Марком Пенджелли никогда ничего не было. Он одинокий отец с маленьким ребенком, сосед и друг. Ничего более.

Как вы думаете, вы ему нравились?

Марк делает вид, что ему нравятся все женщины. Он кокетлив до маниакальности. Но это недорого стоит. Я представляю себе, как у Алекса возникло это ложное суждение — особенно в его параноидальном состоянии после всего, что произошло в клинике. Я часто рассказывала ему, как Марк со мной заигрывает, но это его не слишком волновало. Возможно, когда он увидел это в записи, все представилось ему в новом свете. Прямая улика может вводить в большее заблуждение, чем слухи. Это одна из заповедей пиар-профессии, в конце концов: абсолютно верной позиции просто не бывает.