из одного большого зала, на двух стенах которого — на противоположной от входа и боковой — нанесены рисунки. Это в основном изображения верблюдов, леопардов и каких-то загадочных существ. Неизвестный художник наносил их на каменную стену острым, твердым предметом, он, очевидно, «выстукивал» рисунки, так как при близком рассмотрении выясняется, что они состоят из мелких точек, образующих в совокупности силуэт животного.

Наскальные изображения пещеры Год-хардунне

В горных районах Северного Сомали много таких пещер. Они еще плохо исследованы. Время создания рисунков также не установлено.

Осмотрев пещеру, отправляемся дальше, на север. По пути встречаются большие каменные насыпи в виде холмов. Особенно много их на окраине Кал-Шейха, последнего населенного пункта на пути в Эригаво. Здесь, на расстоянии нескольких метров друг от друга, находится сразу восемь каменных курганов.

Эти овальные каменные насыпи, встречающиеся практически во всех районах Северного Сомали, до сих нор представляют собой загадку. А загадка рождает легенды. Одна из них рассказывает о могущественной и жестокой повелительнице по имени Арравелло. Особую ненависть у нее почему-то вызывали мужчины, и. многие из них, как свидетельствует легенда, были оскоплены или погибли от недоброй руки Арравелло. Когда же она умерла, мужчины возликовали и стали бросать камни на ее могилу, а так как дух Арравелло поселился но многих местах, то с тех пор каждый проходящий мужчина считает своим долгом бросить камень на одну из насыпей. В этой легенде, как всегда, много поэзии, но мало истины.

Некоторые ученые предполагают (кстати, так говорили нам и сомалийцы), что насыпи оставили племена галла, когда-то населявшие эти районы, а затем вытесненные на юг, в пределы нынешней Эфиопии и Кении. Другие утверждают, что насыпи — сравнительно недавние захоронения сомалийцев.

То, что некоторые каменные насыпи действительно представляют собой могильники, доказано английскими исследователями, вскрывшими несколько курганов. Здесь были найдены человеческие останки, а также керамика и другие предметы.

И все же до конца тайна курганов пока не раскрыта.

В Кал-Шейхе совершенно неожиданно выясняется, что где-то недалеко находится кочевье, где живет родная тетя Ахмеда.

Вот так новость! У Ахмеда, сопровождающего нас молодого офицера сомалийской армии, знающего русский язык, совсем неподалеку есть родственники, ведущие кочевой образ жизни! Новость для нас весьма приятная. Мы можем поехать в кочевье, где нас примут не просто как незнакомых людей, проявляющих к тому же чрезмерное любопытство к подробностям чужой жизни, а как своих, почти как родственников. Мы срочно отправились в лавочку, чтобы купить подарки — с пустыми руками ехать неудобно.

— Покупать нужно сахар, соль и рис, — сказал Ахмед. Он знает, что нужно тете. Мы закупили продукты и поехали. Дорогу показывает молодой человек, сообщивший эту новость Ахмеду.

В пути встречаем старика с мальчиком, которые гонят стадо черноголовых овец в сторону Эригаво. Останавливаем машину и подходим к старику. Он тоже останавливается и выжидающе смотрит на нас. Ахмед, выступающий сейчас в роли переводчика, не дожидаясь наших вопросов, начинает расспрашивать старика — он уже знает, что нас интересует в таких случаях. Оказывается, старик гонит свое стадо овец, состоящее из пятидесяти голов, на продажу в Эригаво. Но ему не повезло. Только что встретил своего знакомого, который уже был в городе. Скот не закупают, так как нет транспорта, чтобы отправить его в Бурао и далее в Берберу. Придется ждать.

— Я ведь прошел уже пятьдесят километров, — сказал старик. — Нет смысла возвращаться. Буду ждать машину.

Старик попался разговорчивый и охотно отвечал на паши вопросы. Кочует он вместе со своими братьями, в основном в районах Лас-Анода, Эригаво, Шимбер-Берриса. В его кочевой группе сорок человек.

— И все родственники? — спросили мы.

— Да, родственники. Они остались там, — он махнул рукой в сторону кочевья. — У меня у одного пятнадцать детей, да и у четверых моих братьев семьи большие, так что всех вместе получается ровно сорок человек.

Мы спросили, не хочет ли старик оставить кочевую жизнь и жить оседло, обрабатывать землю.

— А земля-то где? — вопросом на вопрос ответил он. — На этой, — он тычет палкой в землю, — ничего ведь не вырастишь. А вообще-то у меня есть к клочок земли, пытаюсь на нем кое-что сажать. Но только когда много дождей, а так все сохнет. Сколько раз бросал участок, возвращался, а его так никто и не занимает.

Мы пожелали старику удачи и расстались.

Наш провожатый сказал шоферу, что нужно сворачивать вправо. Едем по бездорожью, по каменистой, слегка всхолмленной местности. Кругом пока никаких признаков жизни. Едем довольно долго. Машина лавирует между невысокими холмами — вправо, влево, снова вправо… Нам уже начинает казаться, что наш проводник заблудился, потерял дорогу, но мы помалкиваем. Мы уже не раз убеждались в поразительной способности сомалийцев ориентироваться на местности, лишенной каких-либо заметных примет. Еще в Могадишо Муса Галаал рассказывал нам, как умело кочевники ориентируются по звездам и среди кромешной темноты находят дорогу. Но сейчас был день, и звезд на небе не было. И все же, обогнув очередной холм, мы увидели белеющее стадо овец, а немного в стороне от них — одинокий акаль — традиционное жилище кочевников.

— Ну вот и приехали, — сказал провожатый.

Наш приезд не произвел никакого впечатления на тетю. Казалось, что даже появление Ахмеда, ее племянника, которого она не видела бог весть сколько времени, по очень ос удивило. На самом деле это было не так. Спокойное поведение женщины было проявлением сдержанности, присущей сомалийским кочевникам, выросшим и живущим в суровых условиях сомалийского бушленда.

В акале, куда нас пригласили выпить чашку чая, было сумрачно и душно. Кроме веревок и шкур, в беспорядке развешанных по стенам и разложенных на полу, и глиняных сосудов разных размеров, в акале ничего не было. По всему было видно, что это временное жилище и что скоро придет время свертывать его. В акале лишь спят и хранят домашнюю утварь. Большая часть времени проводится вне его. Жилище обнесено по кругу изгородью из колючек и высохшей травы. Образуется как бы внутренний дворик. Тут же отгорожено небольшое пространство для молодняка. Во дворе очаг. Все предельно просто.

Конструкция акаля так же примитивна. Несколько воткнутых в землю по эллипсу жердей составляют его каркас. Сверху он покрывается циновками и кошмами, закрепленными веревками. Пока Ахмед разговаривал со своей родственницей, мы вышли из акаля и уселись вокруг очага, на котором кипятился чай в алюминиевом чайнике. Наш проводник, оказавшийся на редкость общительным и интересным собеседником, рассказал о повседневной жизни кочевника.

Разборка акаля и сборка на новом месте