Елена, чуть не до слез растроганная, подсела ближе, участливо провела ладонью по щеке Стерна.

— Бедненький. Сколько же лишений тебе пришлось вынести! Как ты настрадался в жизни.

Стерн подумал, что женщины, так же как мужчины, умеют быть жестокими, хитрыми и коварными, когда этого требуют обстоятельства. И в то же время куда более доверчивы, ну словно дети. Глотают всякую ахинею, высосанную из пальца. Верят рассказам первого же встречного проходимца. Черт поймет женскую породу. Сколько живешь на свете, не перестаешь удивляться на этих баб.

— Я не жалуюсь, — ответил Стерн. — Надеюсь, теперь все плохое позади. В жизни иногда везет даже таким законченным неудачникам, как я. Вот тебя встретил... Кстати, когда вылет самолета?

— В пять вечера из Махачкалы. Через два часа придет автобус. Мне так не хочется с тобой расставаться...

Стерн сделал протестующий жест.

— Мы не расстанемся. Я полечу в Москву вместе с тобой.

— Но как же твои вещи? — Елена округлила глаза. — Ты ведь не успеешь забрать вещи из своего дома отдыха.

— Подумаешь! — усмехнулся Стерн. — Они и слова доброго не стоят. Несколько полотенец, бельишко. Тряпки на выброс.

— Но, возможно, не получится с билетами.

— Получится, — сказал Стерн. — Возьму с переплатой.

— Но зачем же тратиться? У тебя и так большие расходы. Этот ремонт, алименты...

— Деньги не проблема. Главное — я встретил тебя, Леночка. И я не хочу тебя потерять, а ты говоришь о каких-то дурацких деньгах. Прямо как моя бывшая жена. Тебе не стыдно?

— Стыдно. — Елена виновато улыбнулась.

Немного смущенная и растерянная, она не нашла новых возражений. По правде, ей и не хотелось спорить. Господи, они вместе летят в Москву! Значит, это не просто скоротечный курортный романчик, печальный финал которого предрешен. Возможно, это что-то настоящее. Сердце сладко сжалось.

— Ты серьезный человек, — сделала скоротечный вывод Юдина. — Мой бывший муж, то есть человек, с которым... Короче, он был совсем другим. Кажется, вообще не умел разговаривать серьезно. На любое мое слово он находил остроты, которые казались смешными. Правда, только ему одному. Однажды он с усмешкой заявил, что уходит от меня навсегда. Потом, правда, много раз возвращался, на коленях просил прощения... И снова куда-то пропадал.

— Я не такой, — покачал головой Стерн. — Я привык выполнять свои обещания. И всегда довожу начатое до конца.

Через час Елена и Стерн, тащивший два увесистых чемодана, перешли качающийся мост через овраг. Они напоминали не легкомысленных курортных любовников, а добропорядочную семейную пару, возвращающуюся домой из отпуска.

С другой стороны моста топтался, ожидая милицейскую машину, обворованный Игорь Куприянов. От жары и выпитого накануне вина его мутило, пот со лба катил градом, а ментов и в помине не было. Последними словами Куприянов клял себя за то, что приехал в эту проклятую дыру, где нет ничего, кроме этих песчаных барханов, колючих кустов, горячего моря и нестерпимой жары.

Тем же вечером самолетом «Аэрофлота» Стерн и Елена вылетели из Махачкалы и благополучно приземлились во Внуковском аэропорту. Еще во время перелета Елена пригласила своего нового друга пожить у нее, в Сокольниках, пока на его квартире не закончится ремонт.

Стерн ждал этого приглашения.

Пригород Махачкалы. 25 июля

Все утро Колчин и майор Миратов провели на пепелище той злосчастной хибары.

Солнце поднялось в зенит и палило так нещадно, что под его лучами человеческие мозги в черепной коробке, казалось, начинали закипать. Десяток милиционеров, выставленных в оцепление вокруг участка, торчали в тени деревьев, изнывая от жары и часто присасываясь губами к фляжкам с горячей водой. Но вода не утоляла жажду.

Вооружившись тонким железным прутом, Колчин побродил по участку, натыкаясь на поломанные стебли винограда, кучи какой-то обгорелой ветоши и россыпи автоматных гильз. Повязку с левой руки он снял еще в гостиничном номере, и теперь ушибленное предплечье пугающе отливало желто-черным, будто у Колчина стремительно развивалась гангрена.

Он заглянул в сарай, пошуровал груду истлевших тряпок, передвинул с места на место ящики с картошкой. Поднял крышку дубовой бочки, наклонился, втянул в себя запах плесени. Булат Миратов со скучающим видом бродил за Колчиным. Майор не мог понять, что они делают на пепелище, зачем терпеть такие муки, если можно провести время в рабочем кабинете, оборудованном кондиционером.

— Слушай, сыщик, — Миратов тронул Колчина за плечо, — давай завязывать с этой бодягой. Я снимаю оцепление.

— Валяй, — кивнул Колчин.

Миратов, довольный, что и ему здесь нашлось хоть какое-то практическое применение, пошел распорядиться, чтобы милиционеров отвезли в город на базу. Колчин, закончив с сараями, пересек двор и стал бродить между устоявших после пожара саманных стен хибары, закопченных, с выбоинами от пуль. Время от времени он останавливался, прутом переворачивал головешки, брел дальше и снова останавливался.

Накануне здесь поработали эксперт-криминалист Драгин и бригада взрывотехников. Эти весь день шарили по сараям и погребам, проверяли, нет ли на подворье неожиданных сюрпризов: растяжек, мин-ловушек. Ничего не оказалось.

Драгину удалось обнаружить в одной из комнат, под обугленными половыми досками, обгоревший чемоданчик. В нем хранилась валюта, довольно крупная сумма в стодолларовых купюрах, два десятка паспортов и еще какие-то бумаги. Деньги превратились в золу, паспорта обгорели. Возможно, экспертиза установила бы, на чье имя выписаны документы, воскресила бы их серии и номера, но пожарные обильно полили водой дымящиеся угли. Влага попала и в чемоданчик, доделав то, чего не сделало пламя.

Однако маленькая зацепка осталась. В чемодане лежала записная книжка в кожаном переплете. Книжка тоже была сильно повреждена огнем, однако чудом сохранились две последние странички. Ни телефонов, ни имен, ничего такого, что помогло бы следствию. В книжку автор записывал стихи, собственного сочинения или чужие. Для следствия эти стихи — не великий подарок, но все-таки лучше, чем ничего.

Закончив работать на пепелище, Драгин выехал к разбитой «Ниве», снял отпечатки пальцев в салоне автомобиля. Вещественные доказательства, запакованные в герметичный контейнер, уже утром отправили в Москву самолетом.

Тем же бортом в сопровождении дагестанских оперативников в столицу отправили Виктора Анисимова. После ночного допроса он впал в прострацию и перестал слышать на правое ухо. Доктор Луков, осмотревший подследственного перед отлетом, сказал, что глухота — явление временное, слух вернется дня через два-три. А в остальном этот отморозок в полном порядке. Свеж как огурец.