– одухотворённый взор к диску и шевелить губами, делая вид, словно я и впрямь обращаюсь к Четырём.

Солнце заглянуло в храм через витражное окно, наполнило прежде тускловатые стёкла светом и цветом, расплескало по серым стенам и полу пылающий рубин, сочный изумруд, насыщенный сапфир и благородный серебристо-белый, будто искрящийся снег, бриллиант. Я отвернулась от диска, проследила за яркими пятнами, пляшущими по помещению, придавшими мрачноватому залу немного предпраздничной новогодней торжественности, невиданных прежде оттенков.

Красиво по-своему. Правда, никто больше внимания не обращал, привыкли, вероятно…

Подняла глаза и поймала недоумённый взгляд Тисона. Смутившись, села ровно, как положено. Ну да, все молятся, а я солнечным зайчикам и стёклышкам разноцветным радуюсь…

По окончанию благодарения Стефанио поднялся первым, за ним с дюжину человек, сидевших на этой же скамейке, включая старшего Шевери. Император удалился в сопровождении свиты и только после начали вставать и выходить остальные. Я тоже поднялась, но лезть вперёд не торопилась, ожидая, пока выйдет большинство. И когда шагнула было на центральный проход, дорогу мне заступила женщина.

Высокая, статная, в чёрном с золотом платье, с убранными в сложную причёску тёмно-каштановыми волосами и голубыми глазами, полными ясно читающейся насмешки. Тонкие, подкрашенные тёмным кармином губы растянулись зеркальным её отражением, оценивающий взор без всякого стеснения прогулялся по мне от края юбки до макушки. В ответ я тоже посмотрела прямо, изучающе, отмечая черты лица, и в молодости вряд ли способного похвастаться миловидностью, и морщинки, скрыть которые не могли ни слой пудры, ни рассеянное освещение храма.

– Какое милое дитя, эта дева с островов, – насмешка прорезалась и в голосе незнакомки. – Так очаровательна и юна… и вовсе не столь страшна, как уверяют злые языки, не правда ли? – женщина обернулась к нескольким дамам, столпившимся за её спиной этакой свитой.

Хотя, наверное, свита это и была.

В подтверждение дамы синхронно закивали.

Тисон, вместе со мной ожидавший отбытия основной части прихожан, шагнул к женщине, склонил голову.

– Фрайнэ Мадалин Жиллес.

– Рыцарь Шевери, – усмешка трансформировалась в светскую улыбку, глядевшуюся, правда, не намного приятнее. – Радостно вновь видеть вас при дворе. Могу ли я взлелеять надежду, что на сей раз вы задержитесь?

– Рыцари Рассвета следуют велению долга, чести и воле Четырёх, Его императорского величества и магистра ордена, фрайнэ Жиллес. Никто и ничто иное более над нами не властвует.

Интересно, почему Тисон обращается к этой мадам по фамилии – или как оно правильно зовётся, родовое имя? – а ко мне по имени собственному? Или к дамам постарше можно по фамилии?

Замужним?

Я машинально опустила взгляд на руки Мадалин, сложенные на уровне талии, но почти все пальцы оказались унизаны кольцами, непременно золотыми, с крупными драгоценными камнями, да и в этом мире брачный статус могли обозначать каким-то другим способом.

– Долг, честь и божественная воля… звучит не слишком ободряюще… особенно для юных сердец. Зато какая вам выпала удача – охранять одну из дев жребия… Нынче, сколь погляжу, Четверо знатно позабавились, явив свою волю…

Тисон посмотрел выразительно сначала на Мадалин, затем на диск за её спиной, призывая не богохульствовать в храме. Ничуть не смутившись, Мадалин одарила меня снисходительной змеиной улыбкой и прошествовала прочь. Свита последовала за ней, старательно подбирая подол платьев так, чтобы не задеть мой даже краешком ткани. Тисон осуждающе покачал головой.

– Кто это? – спросила я в лоб.

– Фрайнэ Мадалин, вдова почтенного фрайна Эднанда Жиллеса.

Исчерпывающая информация, угу.

Заметив, что Жизель со своим рыцарем тоже не торопится лезть вперёд паровоза и всё ещё стоит между скамьями, я направилась прямиком к ней. Может, я и мало что понимаю в жизни в условном средневековье, но тут и дураку очевидно, что неспроста дамочка эта со мной заговорила. В зале куча народа сидела и из всей массы этой до бесед с островитянкой снизошли лишь император, к которому меня подсадили совершенно сознательно и с высшего одобрения, да случайная мадам?

Ну да, ну да.

– Жизель? – я поравнялась с девушкой и указала на покидающих храм женщин. – Кто такая эта фрайнэ в чёрном?

– Фрайнэ Мадалин Жиллес, вдова, – повторила Жизель то, в чём меня уже просветили. Помолчала секунду-другую и добавила: – И фаворитка Его императорского величества.

– Прости, что?

– Фаворитка – это…

– Я знаю, кто такие фаворитки, – перебила я. – Я имею в виду, что она…

Ровесница императора.

А может, и постарше.

Даже наверняка.

– Не юная кокетливая соблазнительница? – верно уловила ход моих мыслей Жизель. Оглянулась на обоих рыцарей, взирающих на нас укоризненно, подхватила меня под локоток и повела по опустевшему проходу к распахнутым дверям. – Мадалин стала официальной фавориткой ещё при второй супруге Стефанио, а знакомы они и того дольше. Мадалин состояла в свите каждой из жён императора. Она и сама дважды вдова, дети её от второго брака с фрайном Жиллесом выросли, первый был бездетен, и она всегда была достаточно осторожна, чтобы не усугублять своё положение рождением бастардов.

При слове «фаворитка» перед мысленным взором замелькали кадры из фильма «Анжелика, маркиза ангелов», точнее, той части киносерии, где Анжелика вращалась при дворе. Страсти, интриги и отравленные сорочки.

– Что-то ты побледнела, – выдала Жизель вдруг.

– Не хочется, знаешь ли, становиться на пути давней любовницы.

– Думаешь, она увидела в тебе соперницу? Богов ради, Асфоделия, мимо этой женщины прошли три супруги императора, и ни с одной она не могла соперничать по-настоящему, потому что жена, тем паче жена франского императора, – это всегда жена и выбор жребия. Никакого иного не примет ни сам император, ни народ, ни жречество с главенствующими орденами. Дважды вдове не стать избранной жребием, не стать суженой Стефанио, и она это понимает прекрасно. Так к чему ей, скажи, видеть в очередной даже не жене, но пока лишь деве жребия соперницу?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Может, и ни к чему.

Может, позже она столь же оригинальным образом подкатит к каждой избранной.

Может, на самом деле единственная моя проблема – происшествие на Сонне, без которого Асфоделия была бы всего лишь «очередной» и «одной из».

Но из четырёх дев особое внимание оказывают мне, а дурной пример, как известно, заразителен и где гарантия, что за монархом не потянутся другие, привлечённые интересом императора и влекомые собственным разгорающимся любопытством?

– Что бы там о тебе ни воображали франские вельможи, ты не встанешь на пути Мадалин, а она не встанет на