Рыбы мы наловили достаточно и поплыли обратно к берегу. Товарищи наши еще не вернулись. Мы принялись за чистку рыбы; потом поели одной из них — глу, которую считали безвредной. Вдруг мы услышали крик и увидели Гарри и Тома, которые бежали к нам в сопровождении Тамаку.

Я показал им большую рыбу, которая висела в тени на суку.

— Великолепно! — вскрикнул Том. — Только, пожалуй, на той стороне еще лучше. Там мы нашли хлебные деревья, смоковницы, различные съедобные корни и плоды. Медж прислал нас, чтобы вы пришли туда на четверке, если вам удалось поправить ее, так как на той стороне легче можно увидеть какой-нибудь корабль, чем на этой. Там чудесная гавань; а с горы вблизи можно видеть океан на целые мили. Тамаку, Гарри и я должны остаться сторожить здесь, пока вы доберетесь туда, а потом вы вернетесь сюда и смените нас, если захотите.

Я сказал, что рад исполнить желание Меджа, но что мы с Диком напрасно старались спустить четверку на воду.

— Пять пар рук могут сделать то, чего не могли две, — ответил он. — Если бы нам удалось подвести бревна под лодку, мы могли бы столкнуть ее.

Дик был вполне уверен в прочности четверки и готов был отправиться хотя бы один. Я сказал, что охотно отправлюсь с ним, и мы решили пуститься в путь на следующее утро. Наши друзья были очень довольны, что могут отправиться на рыбную ловлю в другой лодке. Я напомнил, что им придется сделать весла, так как мы возьмем свои, а с одними складными ножами не далеко уйдешь.

— Терпение творит чудеса, — сказал Дик. — А Тамаку режет ножом, как никто, — ответил Том.

— Я вырежу весла, — сказал Тамаку. Он готов был помочь в чем угодно и радовался, что может отправиться на рыбную ловлю.

Остальной день прошел в заботах и спуске лодки, а также и в приготовлении провизии для нашего путешествия; хотя путь был недалекий, но нас мог задержать штиль или противный ветер. Не желая потерять большую рыбу, мы разрезали ее на куски и прокоптили. Дик Тилльярд советовал посолить рыбу, чтобы лучше сохранить ее; Том и Гарри вызвались поискать соли после нашего отъезда.

После завтрака на следующее утро во время прилива мы подложили бревна под четверку и общими усилиями столкнули ее. Дик осмотрел починку и нашел, что лодка годится не только для того, чтобы обогнуть остров, но и для более продолжительного путешествия.

Мы взяли с собой провизию и подняли паруса. Ветер дул с юга, и мы решили пройти широким проходом по направлению к северному концу острова. Друзья проводили нас в лодке до входа в лагуну и, прокричав три раза «Ура!», расстались с нами.

Мы держались несколько вдали от берега, чтобы не наткнуться на рифы. Остров тянулся к северу на гораздо большее расстояние, чем мы ожидали.

— Наша прогулка будет более продолжительной, чем я думал, мистер Рэйнер, — сказал Дик, — но раз мы отплыли так далеко и ветер попутный, лучше уже идти дальше; вероятно, мистер Медж не знал, что остров тянется так далеко к северу.

Я согласился с Диком, что не стоило поворачивать назад к югу, так как расстояние до северной части острова было то же самое. Мы поплыли дальше; но мыс на севере, который мы хотели обогнуть, казался все таким же далеким. К тому же погода начала меняться. Я видел, что выражение лица Дика более серьезно, чем обыкновенно. Но он был не такой человек, чтобы отказаться от раз взятой на себя задачи, и мы продолжали подвигаться вперед, несмотря на собиравшиеся на небе тучи и все более усиливавшийся ветер.

— Придется спустить паруса, мистер Рэйнер, — заметил Дик. — Когда же мы повернем круто к ветру, то распустим все паруса.

Мы спустили паруса и затем снова подняли их. Лодка быстро летела по вздымавшимся, пенившимся волнам. На море все было темно и грозно. Ветер налетал порывами то с юга, то с земли.

Я предложил Дику вернуться.

— Это будет труднее, — ответил он. — Может быть, мы увидим гавань и встанем там на якоре; в противном случае нам остается только идти вперед, пока не удастся обогнуть мыса. Тогда, если ветер не переменится, мы будем с подветренной стороны острова, и нам будет легче.

Дик говорил спокойно, но я заметил какое-то странное выражение на его лице.

— Вы больны, Дик? — спросил я.

— По правде сказать, да, сэр, — ответил он, — но я не хотел говорить, чтобы не огорчать вас. Мне хотелось бы принять какое-нибудь лекарство или выпить стакан рома. Но ни того ни другого не достать, остается только терпеть и улыбаться.

Дику становилось все хуже и хуже, по временам он не мог удержаться от стона. Но он продолжал сидеть на руле и со своим обычным умением вел лодку. Я вспомнил о ядовитой рыбе, о которой он говорил, и подумал, не поел ли он ее, но не хотел навести его на эту мысль.

Вдруг, к моему ужасу, руль выпал из рук Дика, и он упал на дно лодки. Я вовремя успел схватить руль и стал править.

Дику я не мог ничем помочь и только положил его голову на борт. Он тяжело дышал и по временам стонал. Я сильно тревожился, не зная, что мне делать, и очень огорчался при мысли, что могу потерять Дика. А между тем я мог только сидеть и править рулем. Я надеялся, впрочем, что сильное сложение Дика позволит ему вынести это непонятное заболевание.

Я был уже вблизи мыса и надеялся обогнуть его через какие-нибудь полчаса, когда ветер упал так же внезапно, как поднялся, и лодка стала качаться на волнах, не двигаясь вперед. Я употребил все усилия, чтобы привести Дика в чувство. Я брызгал ему в лицо водой, влил ему в рот кокосового молока, но ничто не помогало. Он был без сознания и только по тяжелому дыханию и стонам, становившимся все слабее, видно было, что он еще жив.

Погода не изменялась. Солнце заходило над островом, и я знал, что с наступлением темноты мое положение станет еще более затруднительным. К тому же тотчас же по заходе солнца снова поднялся ветер, еще более сильный, чем прежде.

Лодка летела среди пенящихся валов, подымавшихся по обе стороны. Мне показалось, что белая линия прибоя слева обозначает место, где находился риф, тянувшийся на протяжении одной-двух миль. Если бы я держал руль круто по ветру, мы налетели бы на риф. Единственное спасение было удерживать лодку в том же направлении в надежде, что шквал стихнет так же быстро, как он налетел. Я знал, что все более и более удаляюсь от земли. Напрасно я в тревоге призывал Дика на помощь. Иногда мне приходила ужасная мысль, что он умер: всплески воды и вой ветра заглушали его дыхание. От тревоги и, по правде сказать, от страха я чувствовал себя очень дурно и думал, что, пожалуй, и я отравился рыбой или дичью.

Не знаю, сколько прошло часов до тех пор, пока ветер внезапно начал стихать. Я сейчас же поставил парус, надеясь к рассвету добраться до острова; но через четверть часа ветер совершенно спал, и лодка спокойно качалась на волнах. Пришлось снова убрать парус; я сел, обняв рукой мачту, с намерением не засыпать и ждать, когда снова подымется ветер. Я от души помолился, чтобы ветер подул с той стороны, которая помогла бы мне добраться до острова. Я слышал дыхание Дика, но он не отвечал мне и, казалось, был без сознания. Я чувствовал себя очень усталым, но делал все, чтобы не заснуть. Однако все мои усилия оказались бесполезными, и я уснул.