На голове у девочки имелся большой глиняный кувшин, разрисованный черными и красными узорами. Она не заметила детей, вовремя отпрянувших к границе джунглей, и неторопливо направилась к берегу реки, намереваясь, очевидно, набрать воды. Когда она проходила мимо затаившихся за кустами детей, до них донеслись весьма странные звуки, которые маленькая смуглянка издавала на ходу. Звуки были очень однообразными, очень неритмичными и очень унылыми. Антея не могла удержаться от мысли о том, что даже для восьмитысячелетней давности песня, которую напевала девочка, была слишком примитивной.

Между тем девочка наполнила кувшин и поставила его рядом с собой на берегу. Затем она забрела по колено в воду и, перегнувшись через круглое тростниковое ограждение, принялась шарить внутри его руками. Одну за другой она вытащила оттуда шесть крупных, сверкавших на солнце чешуей рыб и, по очереди переломав им шеи, насадила на принесенную с собою длинную ивовую лозу. Когда с этой операцией было покончено, она связала концы лозы, набросила получившийся кукан на локоть, взяла свободной рукой кувшин с водой и повернулась лицом к лесу. Естественно, в тот же самый момент она увидела наших четверых знакомцев плюс корзину с Псаммиадом. И все из-за того, что белые платьица Антеи и Джейн, подобно снегу, выделялись на фоне однородной темной массы леса. Маленькая туземка не могла знать, что такое снег, но это не помешало ей завизжать от ужаса и уронить на землю кувшин, который хоть и не разбился, но все же основательно залил содержавшейся в нем водой засохшую грязь под ногами у девочки, а заодно и еще раньше свалившуюся туда же рыбу.

Вода медленно впитывалась в глубокие трещины на засохшей грязи.

— Не бойся! — прокричала девочке Антея. — Мы тебе ничего не сделаем!

— Кто вы такие? — прокричала та в ответ.

А теперь я хочу сказать вам вот что: я не собираюсь тратить тридцать три с половиной страницы на то, чтобы объяснить вам, каким образом туземная девочка могла понимать Антею, а Антея могла понимать туземную девочку. Если уж вы не поняли, что пространство и время являются абстрактными понятиями, которые использует наш мозг, то этого вы ни за что не поймете, испиши я хоть триста тридцать три страницы, чего, мне, кстати не позволяют законы жанра и необходимость экономить место для дальнейшего рассказа. Так что можете думать все, что вам угодно. Возможно, детям удалось наткнуться на всеобщий язык всех живых существ, над которым вот уже не одну сотню лет без всякого толка бьются ученые профессора. У вас было полным-полно времени убедиться, что наши четверо приятелей были необычайно везучими детьми, а раз так, то почему им не могло повезти и в этом? А, может быть… Впрочем, я предлагаю оставить в покое этот запутанный вопрос и вернуться к приключениям Сирила, Роберта, Антеи и Джейн. Заметьте лишь, что, где бы они ни оказались, перед ними ни разу не вставало такой идиотской (и, прямо скажем, непреодолимой для многих) преграды, как незнание иностранных языков. Они могли понимать кого угодно и, наоборот, быть всегда понятыми. Если вы можете найти этому объяснение, то вам и карты в руки. Надеюсь, в отличие от вас, я все сумею понять.

Как бы то ни было, когда маленькая дикарка спросила: «Кто вы такие?», все четверо детей ее тут же отлично поняли.

— Мы такие же обыкновенные дети, как и ты, — отвечала ей Антея. — Пожалуйста, не бойся нас! Мы просто хотим увидеть то место, где ты живешь.

Пока происходил этот диалог, Джейн почти целиком засунула голову в корзинку с Псаммиадом и, почти вплотную прижавшись губами к его пушистой голове, зашептала:

— А это не страшно? Они нас не съедят? А вдруг они людоеды?

Псаммиад сжался в комок и попытался забиться в самый дальний угол корзины.

— Ты не могла бы говорить нормальным человеческим голосом? — негодующе осведомился он. — От твоего сдавленного дребезжания у меня в ушах свербит. И вообще, забудь ты о своих идиотских страхах! Как только тебе захочется перенестись обратно в Риджент-парк, достань амулет и скажи имя силы.

Подойдя поближе, дети увидали, что маленькая туземка явственно дрожит от страха.

Нужно сказать, что на руке у Антеи имелся браслет. Это была дутая медная безделушка ценою в семь с половиной пенсов, которую Антее подарила приходящая убираться в доме на Фицрой-стрит работница, но зато она была покрыта каким-то отдаленно смахивающим на серебро составом, и еще к ней была приделана цепочка, на которой болталось маленькое стеклянное сердечко бирюзово-синего цвета.

— Вот! — сказала великодушная Антея, снимая браслет с руки. — Это тебе! Этим подарком я хочу показать, что мы не причиним тебе зла. А если ты примешь его, то и я буду знать, что ты нас не обидишь.

Девочка робко протянула вперед руку. Антея надела на нее браслет, и в тот же самый момент лицо маленькой туземки осветилось радостной улыбкой собственника.

— Ладно! — сказала она, так и эдак поворачивая руку, чтобы вдоволь полюбоваться браслетом. — Пусть будет мир между моим и твоим домом.

Она подняла с земли рыбу с кувшином и направилась по тропинке вглубь леса, из которого до того столь неожиданно появилась. Остальные последовали за ней.

— Вот это уже похоже на приключение! — бодро заметил Сирил, изо всех сил стараясь показать, что ему ни капельки не страшно.

— Точно! — поддержал его Роберт, стараясь показать то же самое. — Это самое что ни на есть настоящее и к тому же первосортное приключение. Путешествовать в прошлое, скажу я вам, это не то, что без толку носиться туда-сюда с Фениксом и ковром!

Им пришлось около мили идти сквозь почти непролазную чащу деревьев и кустов, большинство из которых были с виду очень колючими и какими-то растрепанными. Тропинка была очень узкой, а лес — мрачным и неприветливым. Наконец впереди показалась полоска света, пробивавшегося сквозь плотную листву нависших у них над головами крон.

Неожиданно все четверо (плюс Псаммиад) ступили из царства лесного сумрака под Ниагару солнечных лучей, которые, кроме всего прочего, падали еще и на просторную песчаную равнину, усеянную грудами серых скал и колючих кактусообразных растений с пестрыми оранжево-розовыми цветами и поникшими запыленными листьями. Справа от детей виднелось некое подобие огромной серовато-буроватой изгороди, из-за которой к раскаленным небесам мирно поднимался голубой дымок костра. И надо всем этим, повторю, висело огнедышащее солнце, под которым невозможно было простоять и пяти минут без того, чтобы не захотеть раздеться.

— Вот здесь я и живу, — сказала туземная девочка, указывая на изгородь.

— Я не пойду туда до тех пор, пока ты не скажешь, что с нами там будет все в порядке, — сказала несносная Джейн, снова засовывая голову в псаммиадову корзинку.

Вообще-то, Псаммиад должен был только обрадоваться очередному проявлению безоговорочной веры в него, но, по-видимому, именно в этот момент он был склонен воспринять слова Джейн за проявление недоверия, а потому ограничился лишь кратким заявлением следующего содержания:

— Если ты не перестанешь валять дурака, я никогда больше не буду вам помогать.