Но где же и когда Милютин впервые узнал о писателе Грече? Ну конечно же когда он писал для «Энциклопедического лексикона» А.А. Плюшара, а потом, чуть позднее, для «Военного энциклопедического лексикона» Л.И. Зедлера, он познакомился и с Николаем Ивановичем Гречем, который тоже принимал участие в этих изданиях. В те же времена Дмитрий Алексеевич услышал о знаменитых четвергах Греча, куда приходили Брюллов, Кукольник, Пушкин, Плетнев, все жадно слушали язвительные и насмешливые реплики хозяина, сыпавшего анекдотами и эпиграммами. Высказывал верноподданнические мысли о Николае Первом, но одновременно с этим резко говорил об императорах Павле и Александре.

Действительно сложный, противоречивый человек, проделавший очень извилистую карьеру и дослужившийся до чина тайного советника. Может, он ошибся, когда подружился с Булгариным? Кто знает…

В феврале 1846 года Николай Алексеевич Милютин вернулся в Петербург и сразу окунулся в служебные дела Хозяйственного департамента: вместе с коллегами он разработал новое Положение о городском управлении, которое было представлено Николаю Первому еще до отъезда в отпуск. 13 февраля Николай Первый утвердил «Положение об общественном управлении в С.-Петербурге», которое предопределило самостоятельность не только Петербурга, но и других городов Российской империи: впервые на условиях участия всех сословий проводились организация выборных учреждений и выборы гласных, это была своего рода революция, изменившая вековые традиции. А Николай Алексеевич тут же получил неприятное прозвище «Красный», и в некоторых светских домах его перестали принимать.

Братья часто встречались, несмотря на загруженность работой, разговаривали о текущих событиях; Николай Алексеевич восхищался расположением и доверием своего министра Льва Алексеевича Перовского, а Дмитрий Алексеевич благодушно рассказывал о том, как Яков Иванович Ростовцев, любитель поговорить и пустить пыль в глаза, чрезмерно восхищался своими учениками кадетских корпусов, а ведь было ясно, что в работах учеников многое было исправлено рукою учителя или даже вовсе эти работы заготовлялись по заказу.

– Как-то раз я попробовал указать Якову Ивановичу на явные подлоги, – улыбаясь, говорил Дмитрий Алексеевич, – но он показал вид, что не расслышал меня, и отошел. Бывали и другие случаи, убедившие меня в наклонности генерала Ростовцева к самообольщению.

– К сожалению, Дмитрий, этим недостатком страдает не только генерал Ростовцев, этой несимпатичной чертой характера обладают чуть ли не все придворные чины, к тому же они часто впадают в лицемерие, вранье, льстивость, подлость, скажут одно – делают другое…

– Горяч ты, Николай, поостынь чуточку… Ты прав, в тяжелых условиях приходится править императору Николаю Первому… Вот опять лето придется сидеть в Петергофе, а времени отводится весьма и весьма мало, не успеваю как следует провести практические занятия, особенно плохо обстоит с ружейной стрельбой, а ведь пехотный офицер должен прекрасно стрелять, увы, у нас все плохо стреляют, даже в Кавказском корпусе…

Осень 1846 года принесла свои огорчения и боли… Сначала заболела Наталья Михайловна, страдала сильными невралгическими болями в голове, а она еще кормила сына и не могла его отнять от груди, у него резались зубы, он сильно исхудал.

Осенью же слег отец… Несколько месяцев мучили его опухоль ног и одышка, а по диагнозу врачей – водянка стремительно завершила его земной путь: 6 октября он скончался на шестьдесят седьмом году. Похоронили его на Волковом кладбище. А через несколько дней вся семья собралась и начала разбирать оставшиеся после него бумаги, прежде всего посмертную записку детям. Дети хорошо знали своего отца, честного, преданного своей семье, старавшегося сделать для нее все, что только мог, но в записке он жалуется на то, что сделал он не все, невзгоды преследовали его, правдивый характер приводил его к столкновениям с бесчестными людьми, которые подсиживали его, мешали воплотить задуманное.

Николай Алексеевич взял на себя обязанности попечителя и опекуна: Владимир и Борис достигали совершеннолетия в 1847 и в 1851 годах, о чем и засвидетельствовала 23 октября своим указом петербургская Дворянская опека. Все имущество отца в Москве передали на погашение долгов кредиторам, вести эти дела договорились с родственником князем Грузинским, никто из братьев не мог этими делами заниматься.

Дмитрия Милютина озадачило то, что по завещанию отца он получил деревню Коробку с 26 ревизскими душами и 116 десятинами земли, которые были ему совсем не нужны, он не мог быть владельцем крепостных, это было против его совести и против принципов. Правительство Николая делало первые шаги по улучшению положения крепостных: «Готовился указ 8 ноября 1847 года о предоставлении крестьянам права приобретать земли в собственность и выкупаться при продаже помещичьих владений. Все эти попытки правительства возбуждали много толков в помещичьей среде, принимались с явным неудовольствием и раздражением. Благие стремления императора и настойчивые усилия графа Павла Дмитриевича Киселева встречали упорное противодействие в самом составе высшего правительства. Однако ж было немало и сочувствующих этим стремлениям, горячо желавших избавления русского народа от позорного рабства. Таков был почти весь кружок образованных, развитых людей, в котором я вращался», – подводил итог своим размышлениям Дмитрий Милютин.

После долгих и мучительных переговоров Дмитрию Алексеевичу удалось сдать свою деревеньку в ведение тульской Палаты государственных имуществ за 1730 рублей и в своих воспоминаниях написать: «Я перестал быть помещиком, душевладельцем, и совесть моя успокоилась».

Совесть Дмитрия Милютина успокоилась и тогда, когда он зимой 1847 года в отчетной записке заявил, что нужно изменить курс военной географии на курс военной статистики, в котором можно будет глубже и полнее рассказать о военно-статистическом исследовании того или иного государства. Это предложение было принято конференцией и начальством академии, но только в следующем году курс стал называться «военная статистика».

Милютин не торопясь осуществлял свои идеи в Военной академии, хуже обстояли дела в военно-учебных заведениях. Генерал Ростовцев задумал составить общее «Наставление по учебной части военно-учебных заведений». Статьи, как правило, были написаны главными наставниками учебных заведений, редактировал их генерал Ростовцев, порой так, что автор не узнавал свой текст, бывали вписаны в текст статьи целые фразы и страницы. Дмитрий Милютин также привлекался к такой редакторской работе, и в текст этих статей Яков Иванович вмешивался, кое-где меняя смысл высказанных мыслей. Дмитрий Алексеевич как-то попытался возражать Ростовцеву, ссылаясь на документы и давно сформулированные положения, но все попытки были напрасными. Переубедить генерала Ростовцева было невозможно: он был всегда уверен в своей правоте. То, что он говорил, точно соответствовало духу времени, тому, что совпадало с идеями и наставлениями Николая Первого. «При тогдашнем режиме и духе времени все, что делалось, писалось, говорилось, должно было более или менее носить на себе отпечаток лицемерия и фальши», – подводил итог споров с генералом Ростовцевым Д.А. Милютин в своих воспоминаниях много лет спустя.