вопросов в пользу упрощения религиозных норм, ориентацию их на повседневную практику, сложившуюся на Руси, устранение всевозможных крайностей в обрядности, могущих вызвать волнения народных масс, среди которых были еще так живучи остатки язычества. Старый культ был очень часто связан с выступлением крестьянства. Большинство восстаний на Руси в XI в. проходило под лозунгом язычества и было антихристианским. Этого совершенно не понимали приезжие греки — церковники. Епископы иноземцы на Руси действовали не как члены местной феодальной корпорации, призванные служить ей на идеологическом поприще, а как члены византийского общества, как чиновники патриархата Византии, присланные собирать дань для своего непосредственного патрона — киевского митрополита, который отправлял ее в Константинополь. Добавим, что, судя по всему, в Россию, к «варварам», посылались не лучшие представители иерархической верхушки православной церкви, во всяком случае они не были хорошо эрудированы в области специальных дисциплин теологии и канонического права. (Новгородский Нифонт был исключением). К тому же на Руси к середине XII в. уже появились иереи, в достаточной степени разбиравшиеся в вопросах религии и могущие разрешить вопросы о постах и определить, что их греческие «гегемоны» впадают в ересь.

Рассмотрение фактов биографии Нестора и вопросы о постах позволяют более точно установить ход событий в Ростово-Суздальской земле второй половины 50-х гг. XII в. Можно полагать, что приезд Андрея, его доброжелательная политика к местному причту дали возможность проявиться каким-то оппозиционным тенденциям в отношении Нестора. В результате епископ был обвинен (перед князем?) кем-то из; сферы своих, «домашних», т. е. ростовского духовенства, и он был вынужден ехать в Киев, а оттуда в Константинополь для «очищения от клеветы». Обвинение его состояло в нарушении обычной практики постов. Полтора года ростовская кафедра была вдовой. Но киевский митрополит, грек Константин, очень торопится найти нового епископа на свободную кафедру. Слишком свежи были воспоминания о митрополите Климе Смолятиче, русском по происхождению, пытавшемся проводить независимую от Константинополя политику и замещавшем свободные кафедры своими сторонниками. В Ростов приехал грек Леон. Лаврентьевская летопись под 1158 г. сообщает: «Том же лете приде Леон на епископью Ростову».[214] Ровно через год в том же памятнике читаем: «Того ж лета выгнаша Ростовци и Суждальци Леона епископа, зане умножил бяше церковь грабяи [церквей граба — Р., церковь пустых грабя — А.] попы».[215]

Видимо, к заявлению о лихоимстве ростовского епископа нужно отнестись с должным вниманием. Грабеж церквей, монастырей, подчиненных местному духовенству, а также мирян, находившихся под юрисдикцией владыки, был делом обычным. Никого не удивляли подобные «деяния» иноземного иерея. Неприкрытый грабеж и лихоимство были обыкновенной практикой греков, занимавших высшие посты русской церкви. Кроме посылки ежегодного церковного налога митрополиту в Киев для византийского патриархата новому епископу необходимо было платить за получение кафедры тому же киевскому владыке. С паствы собирали также «милостыню» для личных нужд епископа. Подобные поборы осуществлялись высшими иерархами на протяжении многих десятилетий. Поэтому причину летописных записей надо искать в другом — может быть, в масштабах грабежа и открытого притеснения местного духовенства. Есть и еще одно обстоятельство, заставляющее очень внимательно отнестись к цитированному выше сообщению. В известии говорится, что «выгнаша Ростовци и Суждальци Леона епископа». Но кто такие «ростовци и суждальци»? Конечно, это не крестьяне и не зависимые члены феодального общества. Действительно, могли ли они без социальных волнений выгнать одного из могущественных феодалов страны? На вопрос, что подразумевалось под понятием «ростовци» и «суждальци», отвечает сама летопись. Подобные названия уже были употреблены летописцем при рассказе о соборе, на котором был выбран князь. «Ростовци и Суждалци здумавше вси пояша Аньдрея.» Итак, под этими названиями надо понимать прежде всего верхушку феодального общества — бояр, эту наиболее. активную политическую силу северо-востока Руси. В самом деле, кто мог при отсутствии социальных конфликтов удалить с кафедры епископа? Только богатые — феодалы и торговая верхушка, купцы. Возможно, что удаление свершилось и по приговору веча. Как увидим в дальнейшем, это предположение неожиданно подтверждается одной деталью сообщения, почерпнутого из южного источника.

Таким образом, Леон был изгнан ростовцами и суздальцами, т. е. феодальной верхушкой. Вряд ли князь и его ближайшее окружение, «старейшая» дружина, не были осведомлены об удалении епископа. Более того, трудно предположить, чтобы все это произошло без санкции Андрея. Скорее всего князь принимал в этом живейшее участие. Но все это было бы лишь предположением, если бы не подтвердилось летописными сообщениями. В ряде памятников существуют известия, основанные на южных источниках. Они содержат интересные сообщения, на основе которых можно заключить, что епископ Леон был выслан вместе со всей компанией «Юрьевичей» — братьев Андрея. Статья эта датируется 1162 г., но в ней говорится о том, что было до указанной даты. «Том же лете выгна Андреи епископа Леона ис Суждаля и братью свою погна, Мьстислава и Василка, и два Ростиславича, сыновца своя мужи отца своего передний.» Упоминание грека епископа в подобном окружении говорит о многом. Прежде всего отметим, что он находился в оппозиции к Андрею, объединившись с врагами князя, Юрьевичами, точнее, с их матерью, вдовой Юрия Долгорукого, Еленой, родственницей византийского императора Мануила. «Отец духовный» «Суждальской земли» активно вмешался в политическую борьбу против законного государя. Следовательно, нет сомнений в том, что причины высылки Леона были не только уголовные (лихоимство в собственной епархии), но и политические (участие в оппозиции собственному государю).

Юрьевичи уехали к родственникам в блестящую Византию, а Леон, видимо, добравшись до Киева, вернулся обратно. В летописи читаем, что Андрей «Леона же епископа возврати опять, покаявся от греха того, но в Ростов, а в Суждали не да ему седети».[216] Сообщение чрезвычайно интересное. Почему именно в Ростов возвращается «путешествующий» епископ? Почему не в Суздаль? Из сообщения становится ясно, что этот город не находился под его юрисдикцией и суздальская паства подчиняется не ему, а кому-то другому, о ее душах заботится не Леон. Ведь нельзя представить, чтобы часть территории не имела своего пастыря при наличии в соседнем городе епископа, бывшего до своего изгнания, т. е. буквально несколько недель назад, епископом Ростова и Суздаля? Отметим, что Лаврентьевская летопись, сообщая об изгнании Леона, подчеркивает, что это было совместным действием ростовцев и суздальцев. Остается предположить, что прихожане Суздаля со всей областью (а также Владимира?) были отданы другому владыке. Но кому? В самом деле, существовал и другой иерей, который носил титул епископа «ростовского и суждальского». Речь идет о Несторе. Но он был далеко, в Константинополе. И обратно на северо-восток никогда не возвращался. Видимо, это был иной пастырь.

В Лаврентьевской летописи сохранилось одно сообщение. Оно довольно известно. В