Их впустила сонная, разморенная толстушка с косой. На ней от форменной темно-синей одежды осталась только юбка. Блузка у нее была из какой-то розово-белой шерсти, явно самовязанная. Усевшись за конторку, она ленивым, певучим голосом осведомилась:

– Чего угодно господам?

– Найдется у вас комната на третьем этаже, желательно слева от входа, с видом на стоянку?

– Туристский сезон еще не кончился, поэтому могу предложить парный покой на пятом, с видом на парк.

Стерх потряс головой.

– Нет, вы не понимаете. Мы будем жить отдельно. Девушке нужна комната на третьем, а мне… Я поселюсь где угодно, в любом одноместном номере, разумеется, с душем.

– У нас есть отличная комната на шестом, большая и светлая.

– Хорошо, очень хорошо, но нам нужна также комната с видом на стоянку. На третьем.

– Там у нас остались только двухместные апартаменты, довольно дорогие, – толстушка скептически осмотрела Вику и измотанного Стерха. – Японский телевизор, европейские каналы от спутниковой тарелки, увеличенная ванна… И как раз слева от входа.

– Отлично. Оформите сначала эту барышню на третий.

Толстушка приняла паспорта.

– Сколько времени хотите у нас оставаться?

– День, может, два, я думаю, не больше, – ответила Вика.

– Вы будете довольны апартаментами, – автоматически, почти без выражения проговорила толстушка, заполняя что-то на разложенной перед собой карточке. – В них у нас останавливаются только самые знаменитые гости. Жил и Ролан Быков, и когда-то, говорят, Никита Михалков снимал тут какой-то фильм.

Стерх вдруг почувствовал, что его кто-то рассматривает. Это был портье, высокий и худой парень с прыщами по всему лбу. Он облизнул губы, и попробовал улыбнуться. Лучше бы он этого не делал, потому что треть зубов этого двадцатилетнего паренька были сделаны из стали.

– Покой состоит из трех комнат, ласкавые паны, – проговорил он с сильным смягчением согласных. – И окно в сторону паркинга.

– Восемьдесят долларов до завтрашнего вечера, – проговорила толстушка, все еще недоверчиво глядя на Стерха.

Вика усмехнулась, она еще могла смеяться, достала из сумки смятые доллары, полученные этим утром от Прорвича.

Толстушка сразу стала глядеть веселее.

– Портье проводит даму в ее апартаменты, – зачастила толстуха, – а вот товарищу… придется донести свою сумку самому. По ночам у нас только дежурная смена… Но я могу проводить.

Стерх ее не слушал. Он подхватил свой паспорт с конторки, поднял сумку и зашагал за толстой служащей, которая уверенно, не оглядываясь, протопала к лифтам.

Высадив Вику с портье на третьем, толстуха поднялась со Стерхом на шестой этаж. Она подвела его к номеру с неясной в полумраке цифрой, открыла дверь. Заметив, что Стерх оглядывается, пояснила:

– По вечерам мы должны экономить электричество, счета стали слишком большие. – Она вошла в комнату, постояла посередине. – Может быть, господину что-то нужно? – Стерх в немом удивлении уставился на нее. – Ну, я имею в виду, какие-то особенные услуги?

Стерх только и сумел, что качнуть головой, даже не собираясь раздумывать, что дежурная имела в виду. Вздохнув, и для вида поправив торшер у кровати, толстуха удалилась. Стерх разделся, умылся, и уже через три минуты спал совершенно каменным сном.

Пронзительный звук будильника вызвал у него ощущение, что он спал не больше часа. С закрытыми глазами он поискал на тумбочке около себя проклятый будильник, и не нашел. Этот механический, пилящий нервы звук так его разозлил, что он должен был, наконец, осмотреться. Будильника нигде не было, а звонил телефон. С тихим отчаянием он поднял трубку.

– Что на этот раз? – проговорил он, откидываясь назад, в тепло подушки.

– Добрый день, мой сладенький, – прошептала Вика заговорщическим голосом. – Неужели даже в Крыму ты начинаешь свой день недовольным?

– Началась гражданская война? Или американцы высадились на крышу нашего отеля? Я только час, как лег…

– Сейчас полдень. Ты проспал больше семи часов, если я правильно перевела часы, – отозвалась она. – А этого для взрослого мужика вполне достаточно.

Стерх взглянул на свои часы, которые так и не снял с руки. Было четверть двенадцатого. Если тут время отставало от московского на час, то в самом деле, он спал с пяти до полудня по местному.

– Ты где?

– Звоню из города. Наш приятель оказался куда крепче тебя, и уже больше часа со своей подружкой ходит по местным магазинам… Это называется шопинг, если хочешь знать.

Стерх заворчал, он очень хотел сердиться, но не знал, как и по какому поводу.

– Прими душ, мир покажется тебе более светлым и справедливым местом, – посоветовала Вика.

Стерх положил трубку, и зарылся в подушку. Поворочался с боку на бок, но заснуть уже не мог. Наконец, встал, подошел к окну. Прямо под ним раскинулся роскошный южный парк, в котором было больше грецких орехов, если он не ошибался, и акаций, чем сирени. Чуть дальше, у изгороди, росли пирамидальные тополя, они важно кивали своими верхушками. Еще дальше виднелись какие-то дома, но не привычные московские дачи, а довольно необычные саманные кубы с маленькими окнами. Оставалось только возрадоваться, как советовала Вика, и приветствовать Крым. Он вздохнул и потащился в душ.

Когда получасом позже, выкупанный холодной водой, потому что горячей не было, и выбритый до синевы, он съехал на лифте вниз, даже самому себе он показался значительно бодрее. Сбоку от двери лифта стояла металлическая стойка с табличкой «Кафе», он отправился в указанном направлении. Стоило ему сесть за столик, как перед ним вырос седоволосый официант с очень большими, навыкате, глазами. Стерх заказал себе кружку кофе, яичницу с охотничьими колбасками, и две булочки.

Пока официант ушел на кухню, он выволок пачку сигарет, неуверенно подержал ее перед собой, оглянулся, так и не решившись закурить, положил на стол. Прибыла еда, яичница на подсолнечном масле и колбаски пахли довольно аппетитно, булочки были мягкими, а кофе примерно таким, как Стерх любил – некрепкий, черный, несладкий, и его была целая кружка.

Едва он принялся за кофе, как к столу подошел очень высокий, тощий тип, со лбом, на котором, казалось, только вчера зажили прыщи. Он походил на ночного портье как раннее издание одной и той же жизни. Даже волосы его так же торчали вверх, только были чуть короче, чем у запомнившегося Стерху юноши. Выражение его глаз было злым, словно он только что узнал, что остаток своей жизни должен прожить без чаевых.

– Пан Стерх? – спросил он. И уселся за столик, вытянув перед собой узловатые руки. – Как мне сказали, это вы приехали сегодня часов в пять утра?

Стерх сделал два больших глотка кофе, поставил кружку на не очень свежую скатерть и кивнул.