Шулху выбрал этот момент, чтобы появиться.

— Коммандер Фурд! Рад вас приветствовать.

Вместе они пересекли двор, Фурд шумно топтал мертвую листву, а шахранин изящно ее избегал. Открылось несколько дверей, местные жители настороженно осматривали гостя; то ли он принес с собой какую-то болезнь, то ли сам ею был. Шулху, впрочем, обращался с ним тепло, словно они знали друг друга много лет, а не увиделись в первый раз. Взял Фурда за руку и смотрел на него, пока они шли, улыбаясь темно-красным ртом, полным заостренных зубов, в совершенстве болтая на языке Содружества, пусть и слегка присвистывая на шипящих звуках.

— Надеюсь, ваше путешествие было не слишком утомительным? Я с большим нетерпением ждал нашей встречи. Мой сын Тахл столько про вас рассказывал. Я так рад, что вы смогли приехать сюда и навестить нас, пока ваш корабль стоит на Шахре. Входите, входите…

— Кажется, вас что-то тревожит сегодня, коммандер Фурд. Надеюсь, причина не в еде.

— Еда прекрасная, спасибо. Дело в том, что меня редко куда-либо приглашают дважды. Я — не очень хороший гость.

— Да, мой сын Тахл говорит, что вы называете это «социальной неуверенностью». К тому же вы совершили длинное путешествие, а директор Суонн всячески противился вашему визиту сюда. Мое приглашение было сделано из лучших побуждений, но, возможно, не совсем уместно.

— И то и другое, я крайне вам благодарен. К тому же мой визит сюда напомнил директору о том, что я не подчиняюсь его приказам.

Суонн был директором флота Гора — регулярного военного флота, — и присутствие «аутсайдера» в Блентпорте его глубоко оскорбляло.

Тишина затянулась. Глаза Шулху почти не двигались, только изредка мелькала горизонтальная пленка вторых век. Змеевидное лицо, обычно почти неподвижное, казалось, текло в бликах от огня.

— Хорошо, коммандер. Вы целый вечер вели светские беседы за ужином с моими соседями. Давайте не продолжать их. Можем ли мы пообщаться свободно? Здесь вы вправе говорить не для протокола, как сами понимаете.

Большинство шахран были прирожденными лингвистами, но Шулху с его практически совершенным знанием языка Содружества тревожил Фурда; он говорил так, словно понимал людей настолько же хорошо, насколько владел их наречием.

— Вы имеете в виду «поговорить свободно» о том, что я тут делаю?

— Все знают, что вы тут делаете, коммандер. Особенно я. Мой сын Тахл в общих чертах изложил мне суть полученных вами приказов.

Его сын Тахл сидел сбоку, почтительно молчал и частично прятался в тени. Обед в честь Фурда закончился, и остальные присутствовавшие на нем — лишь небольшая часть живших в Хришшихре — вернулись в свои апартаменты, перейдя двор и закрыв за собой двери. Пустые стулья остались стоять по дуге вокруг гаснущего огня. Во время трапезы многое — приглушенный мягкий свет, тихие разговоры, тщательно продуманные недосказанности — напомнило Фурду о «Чарльзе Мэнсоне».

Коммандер повернулся и демонстративно уставился на Тахла, который не выказал даже тени видимого смущения. Изящный шахранский стул из темного дерева, на котором сидел Фурд, пусть и был гораздо прочнее, чем выглядел, но все равно скрипнул под его весом.

— Тахл — ваш сын, но он также офицер моего корабля. Эти приказы конфиденциальны. Или были таковыми.

— Я сказал, «в общих чертах», коммандер, а не в деталях. В общих чертах их знают все. И в любом случае закон Содружества не признает каких-либо секретов внутри шахранской семьи.

Так как шахране размножались неполовым путем раз или два за всю жизнь, связь между отцом и сыном оставалась очень сильной; собственно, это была единственная связь среди их вида — ведь все остальные ослабли за прошедшие триста лет. Горные замки вроде Хришшихра обеспечивали необходимый для жизни минимум, давая кров семье из двух, реже трех членов, которые очень редко ели вместе. Отцы умирали, сыновья вырастали, приобретая почти такую же личность, и размножались; потом умирали, и уже их сыновья, вырастая, почти ничем не отличались от родителей, рожали и угасали. Шахранское общество было консервативным и незначительным.

Фурд знал обо всем этом из-за длительного общения с Тахлом, но конкретное указание на закон Содружества упоминалось в ориентировке, и он должен был о нем помнить.

— Разумеется, — поспешно сказал он. — Приношу мои извинения.

Шулху бесстрастно кивнул:

— Вы не слишком хороший гость. Я больше не стану приглашать сюда социально неуверенных людей.

Вечер продолжался, Фурд по-прежнему говорил. Несмотря на дурные предчувствия и вопросы, грозно маячившие в глубине, он неожиданно понял, что разговор ему нравится: отец Тахла оказался хорошим собеседником. Сын же не произнес и слова, явно решив предоставить старших обществу друг друга.

— Конечно, я наблюдал за вами, когда вы увидели шрахр, — сказал Шулху. — Потом смотрел, как вы изучаете сухой лист. Тех и других все больше и больше. Мы хорошо подготовились к зиме, но готовы ли ваши люди к своей?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Я слушаю передачи Содружества, коммандер, читаю журналы Содружества. Все они говорят о «Вере» как о некоем громе, звучащем вдалеке. Намекают, что целые системы, включая эту, попадут в неприятности, когда Она придет. Я стар и болен, скоро умру, потому меня очень мало вещей беспокоит в этом мире. Но данное обстоятельство тревожит.

Высокие узкие окна прорезали одну стену зала, подобно отметинам от когтей. Фурд встал, потянулся и, клацая каблуками по плитам пола, подошел к ним, решив выглянуть наружу. Коммандер отличался немалым ростом и мощной комплекцией, он был темноволосым и бородатым, уроженцем в четвертом поколении одной из планет Содружества с повышенной гравитацией. От него шел мускусный запах, как ото льва. Когда люди встречали его в первый раз, то сдержанность и молчаливость Фурда казались им настолько не соответствующими его внешности, что выглядели почти неестественными, даже угрожающими.

— Почему это вас тревожит?

Шахранин сухо рассмеялся:

— Потому что они послали сюда вас. Когда вы найдете Ее, меня не прельщает перспектива оказаться где-нибудь поблизости.

— Но вы же стары, больны и скоро умрете.

Шулху склонил голову набок, признавая удар. «А разговор на самом деле крутится вокруг Тахла. Я начинаю учиться их иронии».

— Ну, — сказал старик, — остается еще тот факт, что мой сын находится на вашем корабле.

— Нет. Вас беспокоит что-то еще. Что-то, о чем вы мне не сказали. — Такое предположение было почти равнозначно тому, чтобы назвать хозяина дома лжецом, а потому Фурд аккуратно подбирал слова. — Но я полагаю, вы мне обо всем расскажете, когда поймете, как это сделать.

Он все смотрел сквозь витражное стекло туда, где внизу раскинулось холодное пламя Блентпорта и окружающих его городков, где время от времени вспыхивали протуберанцы, когда корабли садились на ремонт или, наоборот, взлетали, присоединяясь к кордону вокруг Шахры. В необъятной ночи планеты космопорт казался одновременно могущественным и уязвимым, как выброшенный на берег кит, слабый из-за собственных размеров.