Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дела-а, вот сколько раз говорил. У нас всё по-простому — топором по голове или нож под рёбра. А вам, простите, господин Кунцевич, господам надо непременно на кого-то другого указать, чтоб самому остаться не в подозрении.
— Жизнь такова. Вот в завещании больше никто не упомянут, хотя был у убитого ещё один близкий друг.
— Если в завещании он не упомянут, то в чём его интерес? — всё допытывался Ваня. Второй полицейский украдкой дёргал его за рукав: мол, куда ты со своим рылом да в калашный ряд, не твоё дело дознание вести, взяли тебя для арестования, вот и молчи, дурак. — Ну, был дружен с обоими, разве ж это преступление?
— Ты прав, но его необходимо тоже проверить, — категоричным тоном добавил Кунцевич…
— Раз вы говорите, стало быть, проверить надо.
— Думаю, Власков справится.
— Власков? — ухмыльнулся Ваня. — Не уверен. Пусть бы занимался своими кражами, больше было бы проку. А так… Не по его уму думать и дознавать убийства. Поверьте, я его уже восьмой год знаю. Воображения ему не хватает. — после этих слов Ваня опустил голову, поглядывая украдкой на Кунцевича. Разговорился не по чину.
— За что ты его так не любишь?
— Простите, Мечислав Николаевич, это я сболтнул, не подумавши.
Узловая станция Кошедары, стоящая на пересечении нескольких железнодорожных путей, предстала перед взорами чиновника для поручений маленькой, пыльной, словно бы вытканной на старом гобелене. То ли день не радовал взгляд осенним солнцем, то ли настроение было пасмурное. Но ко всему прочему оказалось, что скорый поезд на Шавли ушёл час тому, а следующий под номером 5 ожидался к прибытию только через два с половиной часа.
Чиновник для поручений переглянулся с полицейскими после того, как с минуту постоял у вывешенного расписания движения поездов. Не сговариваясь, все тяжело вздохнули и отправились приобретать билеты у темноволосого кассира с большой родинкой на носу и непонятно каким акцентом, напоминающим и местный акцент, словно бы с задержкой дыхания, и вкрадчивый еврейский (этому кочевому народу позволили с прошлого года селиться в Ковенской губернии).
Чиновник для поручений переглянулся с полицейскими после того, как с минуту постоял у вывешенного расписания движения поездов. Не сговариваясь, все тяжело вздохнули и отправились приобретать билеты у темноволосого кассира с большой родинкой на носу и непонятно каким акцентом, напоминающим и местный акцент, словно бы с задержкой дыхания, и вкрадчивый еврейский (этому кочевому народу позволили с прошлого года селиться в Ковенской губернии).
— Пожалст, — улыбка не сходила с лица кассира, демонстрирующего чёрный провал на месте передних зубов.
— Благодарю, — пробурчал Кунцевич. — Теперь в буфет.
«А куда ж остаётся?» — даже не прозвучало, но легко угадывалось во взгляде Мечислава Николаевича.
До отхода поезда оставалось достаточно времени, чтобы то ли позавтракать, то ли пообедать.
5
— Я могу ошибаться, Владимир Гаврилович, — Власкову хотелось действовать, куда-то бежать, что-то делать, но задания начальника были исчерпаны, и оставалась обычная неудовлетворённость выполненным делом, — но мне кажется, стоит поближе присмотреться к Варламееву.
— Что побудило вас к такому мнению? — насторожился Филиппов. Он поддерживал инициативных сотрудников, но иной раз хотелось и бить их по рукам. Хотя в данном случае он скорее поддержал бы Николая Семёновича. Скажите на милость, промелькнуло в голове, как же так случилось, чтобы у такого господина, как Власов, оказались только два приятеля: один — ровесник, а второй — если и не годящийся в сыновья, то близко к этому.
— В последнем разговоре он вначале сказал, что не знает ничего про завещание, но тут же мне поведал о нотариусе, который это самое завещание скрепил своей подписью.
— Хорошо, Николай Семёнович. Кунцевич должен был заняться проверкой того, где в день преступления находился Александр Андреевич, если не ошибаюсь? — Владимир Гаврилович лукавил — память никогда его не подводила, напротив, он запоминал множество сведений, в том числе ненужных.
— Именно так.
— Вот и возьмите эту миссию на себя.
6
Удивительно, однако на такой маленькой станции располагался буфет. Комната с двумя высокими, до потолка окнами, неизменная стойка напротив входа и четыре стола, накрытые белоснежными скатертями. И по два стула возле каждого, словно заведение предназначалось для путешествующих пар.
Мечислав Николаевич сел за стол и покрутил головой, рассматривая станционное заведение. На стенах висели картины, изображавшие: одна — лесную чащу с вековыми соснами, а вторая — причал, с которого было видно то ли озеро, то ли море и розовеющее солнце на горизонте. Не совсем понятно, встаёт оно или же, напротив, садится.
Буфетчик в белоснежной сорочке с высоким воротом подошёл не сразу, спустя несколько минут. Осмотрел чиновников для поручений, видимо, прикидывая, на каком языке обратиться к клиентам. Выбрал русский язык, который в его устах зазвучал как-то угловато, но отнюдь не смешно.
— Господа хотят попить чаю или скоротать время за рюмкой хлебного вина?
Так и сказал: «хлебного вина». Мечислав Николаевич и позабыл, что так по-старинному называют водку.
— Господа сегодня не завтракали, — Кунцевич поддержал это безликое обращение. — Хотелось бы хорошо поесть, ну, и если мои товарищи не против, выпить предложенного хлебного вина.
— У нас… — начал было буфетчик, но Кунцевич его перебил:
— Несите, что у вас есть. Кушать очень хочется.
Сыскные агенты сели за стол начальника, чувствуя себя не в своей тарелке. Хотели было заказать только чайную пару, но чиновник для поручений приказал хорошо накормить полицейских. Последние должны быть в форме — ведь неизвестно, что предстоит впереди.
Человек в белой рубашке возвёл глаза к потолку, видимо, переводил для себя сказанное одним из сидящих за столом. Но в конце концов склонил голову и, не потревожив полотенца на руке, удалился.
Вначале на столе появились рюмки и сразу же запотевший на тёплом воздухе графин.
Сидели за столом и не разговаривали — слишком много беседовали ночью за бутылкой коньяка. Но больше не затрагивали Власкова. Кунцевич не стал банально выпытывать, а Ваня не захотел ворошить прошлое. Не за воспоминаниями они приехали в такую даль. Стоило выработать некое подобие