Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ложь.
- А врать ты так и не научилась, - и Эва сделала единственное, что могла, стерла этот сон.
И… дальше что?
Назад? В тело?
Тогда… тогда и вправду все зря. Нет. Она не отступит. И страшно. Безумно страшно. Тори сошла с ума? Или это не Тори? Это разум играет в игры? Тори не вернулась, но… но это не значит, что именно её Эва и встретила.
Думай.
Думай же. Не о любви. О спасении. Нужно дотянуться до… до брата. Он ведь приехал, так? И должен быть… в городе должен быть. Где? Дом.
Их городской дом.
Эва год уже там не была, но представила его себе таким, каким помнила. Серое мрачное строение в готическом стиле. Высокая ограда. Каменные чудовища на карнизах. Матушкины петунии, которыми она пыталась хоть как-то развеять поселившуюся в доме черноту.
Холл.
Пустой и гулкий.
- Бертрам! – Эва чувствовала себя ничтожно мелкой. И голос её тонул в пустоте, только где-то там, в темных глубинах дома, отозвалось эхо:
- Трам, трам…
Надо подняться. Лестница выглядит бесконечной, но это ложь. Это… это сон Эвы! И если повезет, то не только её. Шаг. И она на вершине. Что ж, получается. Теперь надо найти…
Матушка.
- Боги, за что мне это! – матушка в гостиной, она полулежит в кресле, прижимая ко лбу белое полотенце. Наверняка, то пропитано ароматными маслами. – Как она могла?! Как могла так с нами поступить.
- Хватит, мама, - а Бертрам изменился.
Загорел? Не сказать, чтобы сильно. Он все равно остался бледным и… и все равно изменился, хотя не понять, как именно.
- В том, что случилось, наша вина. Мы не смогли её защитить.
- Сложно защитить от дурости.
Бертрам покачал головой. Но говорить ничего не стал. Он задумался, уставившись в окно. Но за окном клубилось что-то серое.
- Бертрам!
- Я послал в банк. Деньги будут, но…
- Когда она вернется, я её выпорю!
- Если, - тихо произнес он.
- Что?
- Они не всегда возвращаются, мама… я видел. Ты… ты просто не понимаешь пока, как часто они не возвращаются.
- Твоя невеста, - эти слова матушка почти выплюнула. – Негодная девчонка…
- Которая просто поверила в любовь. Да и та любовь… её внушили. А теперь она мертва.
- Мне… жаль.
Маме не было жаль. Но разве это имеет значение.
- Сейчас главное, чтобы Эва вернулась.
Нет! Её не вернут! Обманут!
Их всех обманут!
Но на душе все равно тепло. Эву не бросают. Эва нужна своей семье. Пусть даже и опозоренная. А…
- Бертрам! – она вложила в этот крик все силы. Но брат даже не дрогнул. Да и… это сон? Или правда? Или… или изнанка мира, о которой предупреждала бабушка?
- Я поработаю с деньгами, - он повернулся к матушке. – Иди. Отдыхай. Объяви, что Эва заболела.
- Не поможет. Кто-то все равно проболтается.
- Тебе ли не знать, что болтовня без доказательств ничего не стоит. Да и сейчас найдется о чем поговорить. Император пока знает не все, но… того, что Диксон привез с собой хватит, чтобы всколыхнуть это болото. Про Эву и не вспомнят. Если она вернется.
Он стиснул кулак, и вокруг полыхнуло темное марево.
- Берт!
- Извини, мама. Я… мне нужно побыть наедине. Подумать. И когда придут из банка, отправь ко мне.
Матушка молча поднялась. Она никогда не возражала отцу, когда он пребывал в том неспокойном состоянии, которое позволяло дару раскрыться.
- И еще… я жду одного человека. Точнее не совсем человека, но он разбирается в делах подобного рода. Предупреди, чтобы Венцель его не завернул.
Когда матушка вышла, Бертрам закрыл лицо руками.
- Что же ты натворила, Эва…
Эва вздохнула.
Ей было жаль.
Очень.
Глава 8 В которой случается более близкое знакомство со свекровью к обоюдному неудовольствию
Глава 8 В которой случается более близкое знакомство со свекровью к обоюдному неудовольствию
Я смотрела на свекровь. Она смотрела на меня. Так мы и сидели. Буравили друг друга взглядом. И чем дальше, тем сильнее становилось желание сбежать.
- У вас весьма выразительное лицо, - моя свекровь подняла хрупкую чашечку. – Интересные черты. Есть в них что-то такое… нечеловеческое.
- Мой отец не был человеком.
Да я и сама дракон. Но это я говорить не стала. Я ей и так не нравлюсь, без чешуи и крыльев.
- Весьма интересно, - сказала она безразличным тоном. – Но будет лучше, если вы не станете говорить об этом вот так… откровенно.
- Почему?
Нет, папаша был гребаным придурком, тут сомнений нет, но кровь-то тут каким боком? Придурок – понятие интернациональное, от расы и происхождения не зависящее.
- В обществе не принято.
- А…
- И вообще лучше поменьше о себе рассказывать. Мы потом подумаем, какую историю сочинить, чтобы этот брак не казался таким вот…
- Каким?
Чувствую, вот-вот полыхну.
А все Чарли! Я отъеду, дорогая. Ненадолго, дорогая. В канцелярию вызывают, к Императору. А ты пока осмотрись.
Дорогая.
Чувствуй себя как дома, что говорится.
Чаю попей.
Опять.
Вот и сижу. Хлебаю прозрачный безвкусный чай.
- Нелепым, пожалуй, - матушка отставила чашку. – Вы совершенно не вписываетесь.
- Во что?
- Ни во что.
Ага, прежде всего в её планы.
- Что поделать. Уродилась я такой, невписуемой.
И снова сидим. Смотрим друг на друга. Ей явно хочется мне яду сыпануть, да и у меня мысли подобные в голове крутятся, чего уж тут. Но улыбаемся. Старательно так. Аж лицо сводит.
- К сожалению, - это моя дорогая свекровь произнесла с искреннейшим сожалением. – Нам придется искать выход.
И вздохнула.
Я тоже вздохнула. А чашечку отставила.
- А ужин будет? – поинтересовалась я, потому как завтрак давно переварился, обед я, как понимаю, пропустила, но хоть на ужин-то попасть должна.
- Леди пристало проявлять умеренность, - свекровь не упустила случая уколоть.
- Леди пусть проявляют, а я жрать хочу, - почему-то хотелось сделать гадость.
Определенно.
Я ведь знала, что леди так не говорят.
И не сидят, откинувшись в кресле, опершись на подлокотник. И вообще ведут себя иначе. Я… я бы тоже могла. Наверное. Да вот беда, желания не было.
Матушка Чарли прикрыла глаза.
- Что ж, - сказала она. –