говоря, все без исключения каковые оказались в плену показали тем, сколь сколь малой была их честность и преданность по сравнению с теми, каковые полегли на поле боя[468].

131. Около трех недель спустя, герцог Бургундский приблизился к Парижу, остановившись на весьма небольшом расстоянии от него[469], каковой герцог был весьма удручен по причине гибели своих братьев и своих людей, и ныне желал говорить с королем или герцогом Гиеньским, к нему же послали сказать дабы он не смел появляться в Париже. В скором же времени после того замуровали ворота, как то уже делалось ранее, и многие капитаны расположились в Тампле, в Сен-(Мартене) и местах, каковые уже были названы, по приказу своих сеньоров, а все улицы и переулки вокруг названных же мест заняты были сказанными капитанами совместно с их людьми, при том что бедному люду, выброшенному прочь из своих жилищ, можно было вернуться туда лишь ценой огромных усилий и долгой мольбы[470], в то время как сказанное отребье спало в их постелях, как то им было привычно делать со времени, когда они стояли лагерем в XI или XII лье от Парижа, в то время как никто не решался с тем спорить, или же иметь при себе хотя бы нож, ибо осмелившегося на подобное немедленно бросали в одну из множества тюрем (будь то Тампль, Сен-Мартен, Сен-Маглуар, или многие иные).

132. Далее, около конца ноября, в год тысяча IIIIc и XV, герцог Гиеньский, старший сын короля, чье своеволие многократно превосходило его же разум, слег в постель и затем преставился на XVIII день декабря сказанного же года[471], в среду, каковая пришлась на пост четырех времен года, вигилии[472] же по нему проведены были в следующее за тем воскресенье в соборе Нотр-Дам де Пари, после чего тело его доставлено было в Лувр на плечах четырех мужчин[473], также его сопровождали шестеро верховых, каковые открывали собой процессию, за каковыми двигались представители четырех нищенствующих орденов и прочих [парижских] коллежей, и далее на крупном коне он сам вкупе со своим пажом[474], на другом же коне ехал рыцарь из его свиты[475], затем в отдалении от них, парижский прево, за телом шел также герцог Беррийский, граф д’Э и еще некто[476]. Он же был таковым образом доставлен в Нотр-Дам де Пари и там погребен на следующий день.

133. Далее, в сказанное же время хлеб весьма поднялся в цене, так что за хлеб, каковой стоил ранее VIII бланов, платили ныне V парижских солей, а доброе вино — продавалось по II парижских денье за пинту. В то же время ворота были замурованы как то делалось уже ранее, по причине того, что герцог Бургундский расположился в окрестностях Парижа в сопровождении множества латников, посему же сыры и яйца [подорожали настолько], что за три яйца приходилось отдавать по одному блану, а за головку простого сыра — III а порой и IIII парижских соля[477].

134. Город же охранялся пришлыми людьми[478], начальствовали над ними капитаны, одного из каковых звали Раймонне де ла Гер[479], другого — Барбазан[480] и прочие с ними, все равно жестокие и бессердечные. А чтобы их воля и далее не встречала себе препон, поставлен[481] был [надо всеми] граф д’Арманьяк, отлученный от церкви, как то сказано было ранее, имя же ему было Бернар, его же в один из понедельников, каковой пришелся на конец декабря, назначили на пост коннетабля Франции[482]. В следующем же месяце прево Парижа[483] произведен был в адмиралы Франции, и губернаторы Ла-Рошели, а прежний адмирал по имени Клинье де Бребан[484], человек весьма жестокий, отставлен от должности, он же в бытность свою адмиралом причинил Франции много зла.

135. Далее, герцог Бургундский продолжал стоять в Бри, не имея возможности говорить с королем, также как и король не имел возможности был говорить с ним, по причине великого тому противодействия[485], ибо предатели Франции уверяли короля, каковой спрашивал их об этом, и спрашивал весьма часто, что множество раз посылали за [герцогом], в то время как тот не отваживался прибыть[486], а к герцогу в Ланьи посылали, чтобы сообщить ему, что король приказывает ему отбыть прочь, в противном же случае он ославлен будет как жалкий предатель[487].

1416

136. Далее, на XII день февраля, вышеназванные арманьяки, носящие перевязь, поставили сказанного графа Арманьяка, дабы он один [правил Францией], каковой он был весьма не по вкусу, ибо король все же был не в себе[488]. Тогда же герцог Бургундский отправился в свои земли.

137. Далее, в следующий за тем первый день марта тысяча IIIIc и XVI года, в праздник Св. Обена, каковой пришелся на воскресенье, прибыл в Париж император и король венгерский, он же вошел в город через ворота Сен-Жак и расположился в Лувре, на следующий за тем день II марта призваны были в его свиту парижские девицы из знатных и самые почтенные горожанки, он же на X день по своему прибытию, угостил их обедом в отеле де Бурбон, после чего каждую из них одарил драгоценным подарком.

138. После чего он еще задержался в Париже на III недели или около того[489], и затем отбыл в Англию, дабы там вести переговоры об освобождении пленных французов, каковые захвачены были при Азенкуре[490].

139. Далее, в начале следующей за тем Страстной недели, каковая пришлась на XIII апреля тысяча IIIIc и XVI года, некие граждане Парижа вошли между собой в соглашение дабы застать врасплох тех, кто ныне безраздельно властвовал над Парижем, и сделать это обирались в Пасхальное воскресенье, каковое приходилась на XIX день апреля, при том что у них недостаточно оказалось для того ума, ибо все сказанное дошло до ушей арманьяков, носящих перевязь, и все заговорщики были схвачены и отправлены в тюрьмы.

140. Далее, после чего на XXIIII день сказанного апреля месяца, тысяча IIIIc и XVI года, посажен был на позорную телегу, покрытую грязью, турский декан, он же парижский каноник, по имени Николя д’Оржемон[491], сын Пьера д’Оржемона, брат парижского епископа, каковой занимал этот пост ранее[492]. Он же по этому случаю обряжен был в мантию фиалкового цвета и подобный же шаперон[493], и в