Звягин отложил куски мяса, приготовленные для перемолки. Включил мясорубку и сделал шаг назад. Вася всегда боялся этой машины. Чаша, куда вкладывалось мясо, запросто могла принять и его руку. Звягин выжидал минуты три, привыкая к шуму двигателя. Потом брал поленце для придавливания мяса, чтобы, не дай бог, не залезть в мясорубку рукой, и начинал процесс изготовления фарша.

Сегодня страх был меньше. Да, черт возьми, его вообще не было. Звягин, позабыв о безопасности, брал куски и бросал в чашу. Когда это требовалось, подпихивал рукой. Мясорубка, будто голодное чудовище, чавкая, перемалывала все, что в нее попадало.

Вдруг слабая вибрация, подобная той, что он ощутил, когда перерезал провод, пробежала по всему телу. Звягин встряхнулся и отправил следующий кусок в прожорливую «пасть» мясорубки.

После следующей вибрации Вася перестал контролировать правую руку. Но она не повисла как плеть. Она продолжала брать мясо, укладывала его в чашу, немного подталкивала и возвращалась за новой порцией. Звягин попытался прекратить это дьявольское действо левой рукой, но по ней пробежала голубая молния, и конечность словно приклеилась к чугунной мясорубке.

«Я точно неудачник», – подумал Звягин и проследил за правой рукой, продолжающей подкладывать мясо в чашу.

Вася не знал, что ему делать. Орать было крайне глупо. Погосян тогда его самого на фарш пустит. И тут он почувствовал страшную боль в правой кисти. Будто всю пятерню прихлопнули дверью. А потом еще раз и еще, еще. Боль была невыносимой, но Звягин не проронил ни слова. Кровь залила стену и стол из нержавейки. Вася попытался вытащить руку из прожорливой «пасти», на какой-то момент ему удалось взять под контроль правую руку. Руку? Ему удалось на долю секунды вынуть окровавленный обрубок. Сухожилия и вены, словно нити, свисали с предплечья. Это теперь никак не назовешь рукой. В следующий момент кто-то (не Звягин точно) снова засунул остаток руки в «глотку обезумевшей твари». А мясорубка спокойно отрывала кусок за куском от тела Звягина, по спирали передавала ножам, а те, в свою очередь, безжалостно рубили и выплевывали через сетку струи измельченного мяса, жил и костей.

Молнии, удерживающие левую руку, отступили и, обогнув мясорубку, выстрелили в лицо Звягину. Вася отлетел к противоположной стене и, ударившись головой о край ванны, сполз под нее. Настала такая тишина, что Вася даже слышал, как Жанна принимала заказ у ворчливого старика.

Вдруг Звягин услышал чавкающий звук, будто кто-то бьет ладонью по воде. Нет, не по воде. Кто-то бил по свежему фаршу. Вася поднял взгляд. У мясорубки стоял призрак мужчины и держал в руках его кисть. Привидение улыбнулось и помахало Звягину его рукой.

– Я штаралашь, я штаралашь, – произнесло чудовище, – за пошилку рашпишалашь.

И бросило кисть к ногам Васи. Звягин выгнулся, чтобы посмотреть, что стало с его частью тела. Но там был только фарш. Долбаный фарш был везде. Будто кто-то обмазал им все стены.

«Погосян будет злиться», – подумал Звягин и умер.

* * *

Стас посмотрел на снующую туда-сюда Машу и произнес:

– Девчонки, а у меня завтра днюха. Предки собираются в гости, так что…

– Так ты нас приглашаешь? – заверещала Света.

– Ну да. – Стас сидел с кружкой кофе.

– Стас, а можно?.. – начала Колтун.

– Можно, – ответил Любимов, зная, что она хочет взять с собой Монова.

– Не пойму, что с ним? – Стрельцова нажала «отбой» и села рядом со Стасом.

Ее совсем не волновал день рождения Любимова, ее вообще ничего не волновало, кроме местонахождения драгоценного Паровоза.

– Маш, ты слышишь, о чем я? – спросил Любимов.

– А? – встрепенулась девушка. – Да-да, Стасик, я приду.

Она снова встала и схватилась за телефон.

Любимов не мог смотреть на страдания подруги. Он был рад пропаже Володи, тем более что она, скорее всего, сводилась к «зажиганию на блатхате», как сказал бы сам Паровоз. Но отстраненный взгляд Маши наводил тоску.

– Подожди.

Стас достал телефон. Полистал телефонную книгу, нашел, что нужно, и нажал кнопку вызова. Он не помнил, как зовут рыженькую, которая написала ему свой телефон на салфетке. Поэтому старался обходиться безликим обращением: «слушай…»

– Привет. Слушай, мы тут Паровоза потеряли, – с улыбкой начал Любимов.

Дальше минут пять он молча слушал собеседницу. Улыбка пропала.

– Спасибо. Пока. – Стас отключил вызов, положил телефон в карман и отпил кофе.

– Ну что? – Маша подсела к Стасу. – Что тебе сказали?

– Паровоз убил человека и теперь сидит в тюрьме, – выпалил Любимов и снова отпил кофе.

* * *

Паровоз был в ужасе. Увидеть самоубийство подруги (это было точно самоубийство, потому что Володя ее не убивал) – охренительно неприятное зрелище. Но Паровоз держался, как говорится, молодцом. И когда в комнату ворвались бойцы ОМОНа, и когда его кости трещали под берцами этих самых сотрудников, и у следователя в кабинете, и даже сейчас, стоя перед тремя парами глаз в прокуренном помещении с голыми стенами. Надо держаться, иначе…

– Проходи, будь как дома, – весело произнес взъерошенный, похожий на домовенка Кузю, мужичок.

Володя прошел к столу, за которым сидели арестанты.

– Приветствую, – произнес Володя, судорожно вспоминая все, что он знал о подобных заведениях.

«Не подавать никому рук и не пожимать протянутых» – первое, что пришло в голову. Поэтому, проигнорировав протянутую ладонь «домовенка», он сел на лавку.

– Володя, – представился Паровоз, вспомнив еще одну мудрость: «Меньше слов».

Поговорив о том о сем, все улеглись спать. Не спал один Паровоз, по крайней мере, ему так казалось. Тихое посапывание «домовенка» и какой-то странный гул то и дело отвлекали его от мыслей о погибшей Соне.

Все объяснимо, все. Девушка раздевается – в танце, разумеется, – чтобы встал у Паровозика. Какого хера она накинула на себя эту гирлянду? Ну, накинула и накинула. Все для Паровозика. И вот тут начинается самое интересное. Интересное и все еще объяснимое. Девушку убивает током. Где-то потрескалась изоляция, вот и произошла утечка. Все так, все для тебя, Паровозик. Да, такой расклад успокаивал его, да и следствие по-другому пошло бы. Если бы не одно «но». Паровоз своими глазами видел, как хренов призрак плясал рядом с умирающей девушкой. Теперь Володя напрягся, вспоминая, говорил ли он на допросе о столь безумном факте. Даже если и говорил, в эту чушь вряд ли кто поверит. Паровоз и сам иногда думал, что это ему привиделось. Если так, то все нормально. Девушка накинула на себя уже включенную гирлянду с поврежденной проводкой. Да, все было именно так. И чем быстрее он сам поверит в это, тем быстрее выйдет отсюда.

Володя, наверное, задремал. Его разбудил шепот. Парень повернулся и привстал с кровати. Шепот стих. Соседи по камере спали. Володя сел и прислушался. Шепот не исчез совсем, его заглушал гул. Такой странный звук, будто тюрьма находилась у взлетной полосы. Это объяснение не могло успокоить – до ближайшего аэропорта было километров двести. Значит, гул производило что-то другое. Как только встал с кровати, Паровоз увидел, что это так гудит. До этого постель, на которой спал «домовенок», не просматривалась. Теперь Володя остолбенел. Неужели опять?! Провод или стальная проволока шла от розетки к металлической ножке кровати. «Домовенка» трясло. Мужчина был уже мертв, только электрический ток продолжал сокращать мышцы.