Это было странное ощущение. Смутно похожее на зов Источника, но слабый и доносящийся словно из невероятной дали. Мысли в голове доминанта пронеслись галопом, словно табун мустангов. Это не мог быть внезапно пробудившийся Источник снизу – зов шел с гораздо большего расстояния и совсем с другого направления. Неужели Сеятели-ренегаты пытаются его таким образом найти? Но, во-первых, в этом случае почти наверняка последовала бы пси-атака, а во-вторых, все пробужденные Источники находились либо к востоку, либо к западу отсюда, а зов шел с далекого юга. Настолько далекого, что Паук даже растерялся. Неужели пробудился какой-то Сеятель, о котором никто не знает? Но как он нашел Паука, если «антирадар» мальчишки по-прежнему действует? Или он засек зов самого доминанта, направленный Измененным НМП? Скорее всего так, ибо другие варианты просто отсутствовали. То есть неведомый Источник, обнаружив сам факт передачи сигнала, не чувствовал Паука, а направлял свой сигнал просто в район его примерного расположения в расчете на то, что он услышит.

И тут же доминант Измененных ощутил характер зова: это не был зов-приказ или призыв. Скорее, зов-предупреждение об опасности. И хотя расстояние было слишком далеким для качественного и четкого приема мыслеобразов, Паук тут же понял, в чем дело. Неведомый Источник предупреждал не соваться в эгрегор. Но не ограничивался этим: он посылал другой сигнал – сигнал-указатель, действующий словно осветительная ракета, наводящая на цель. Именно на ту цель, к которой сейчас и стремился доминант, – Источник, погребенный в глубине Курило-Камчатского желоба. Указующий луч «светил» вниз и чуть севернее того места, где находился доминант. Сигнал шел буквально несколько мгновений, а потом оборвался. Либо неведомый контактер не мог больше поддерживать сигнал на такое далекое расстояние, либо просто принял меры предосторожности, чтобы Сеятели-ренегаты не засекли. Но Пауку хватило этой короткой передачи: теперь он четко знал, где искомый Источник, и можно было переходить ко второй фазе операции.

Короткая концентрация – и доминант направил псионический приказ следовавшим за ним биоморфам, указав им цель. Шесть уродливых темно-багровых теней, сопровождавших катер на глубине нескольких метров, подплыли к указанному месту и начали быстро погружаться.

Паук позволил себе удовлетворенную усмешку: теперь можно было не сомневаться, что биоморфы поднимут Источник с глубины и доставят своему создателю. А значит, пора возвращаться на остров: там у доминанта еще куча дел.

Иркутск

«Наш самолет готов совершить посадку в международном аэропорту Иркутск. Пожалуйста, пристегните ремни, приведите спинки кресел в вертикальное положение, опустите… бу-бу-бу, бу-бу-бу…» Женский голос, доносившийся из динамика, превратился для меня в невнятное бормотание. Мне было не до него. Я ободряюще сжал напряженные пальцы Риты, сидевшей рядом со мной. Нет, летать она не боялась, ибо девять лет назад, будучи еще обычным человеком, работала стюардессой на международных авиалиниях. Ее тревога была совсем иного свойства.

– Тема, ты уверен, что у нас получится?

– Почти, – честно ответил я. – Дома и стены помогают. А значит, место, с которым у нас всех столько связано, усилит ваш с Глебом контакт и на сей раз удастся до него достучаться. И потом… – последний аргумент мне приводить не хотелось, но, как ни крути, он был немаловажен. – Посвященный подтвердил мою догадку и высоко оценил шансы на успех. Они же с Эдуардом цифровые души – все в процентах считают. Насчитали что-то около семидесяти пяти. По-моему, вполне себе…

– Это да… – задумчиво проронила Рита, глядя невидящим взглядом перед собой.

Я чувствовал, какая буря сейчас в душе у жены, ибо и во мне бушевала подобная. Риту надо было успокоить, чтобы не перегорела: на ней главная задача. Я слегка погладил ее пальцы. Она вынырнула из своих размышлений и вопросительно взглянула на меня.

– Дежавю, – пояснил я. – Помнишь, девять лет назад, тоже в самолете…

Рита улыбнулась. Впервые, наверное, с тех пор, как Глеб сбежал из нашего дома в Листвянке.

– Еще бы не помнить, господин уфолог! Мы с тобой вытащили счастливые билетики на соседние места. «Имя ваше слишком известно, чтобы вы его называли?»

– Широко известно в узких кругах, – я тоже улыбнулся, почти дословно воспроизводя в памяти тот разговор с совсем еще незнакомой летящей в отпуск стюардессой, которой было суждено стать для меня самым близким человеком.

Целоваться с пристегнутыми ремнями было не слишком удобно, но мы справились. И касаясь ее теплых губ, я почти физически ощутил, как немного ослабевает владеющее Ритой напряжение. На самом деле для возвращения в сравнительно спокойное состояние имелся еще более верный способ, к которому мы прибегли девять лет назад и в результате которого на свет появился Глеб… но прямо сейчас, увы, этот способ был нам недоступен, а после приземления на него не будет времени…

Самолет дрогнул, коснувшись посадочной полосы, и половина салона зааплодировала. Мне захотелось как можно скорее выйти из утробы металлической птицы и получить свой багаж – без него я чувствовал себя несколько неуютно. Одна средних размеров сумка, которую вполне можно было бы взять в салон, если бы не ее содержимое. Оно было такого плана, что сумку бы и в багаж не взяли, если б нам с Ритой не сварганили удостоверения оперативников АПБР и бумагу с подтверждением особых полномочий: огнестрельное и транквилизаторное оружие, становые дротики, пара становых же гранат, а также особый гостинец от Посвященного в спецфутляре из того же стана. Я очень надеялся, что применять его мне не придется, но на душе было спокойнее, что эта штука находится при нас: случиться может всякое, и к форс-мажорам следует быть готовыми.

Наконец самолет полностью остановился, и мы с Ритой переглянулись:

– Пора…

* * *

Листвянка

Дом, милый дом… Надо же, а ведь, по сути, такой бродяга, как я, только в минувшие девять лет обрел истинное понимание этого слова. Далекое детство не в счет. Дом, семья… Обрел, чтобы снова потерять? Ну уж нет, не позволю! Не позволю забрать у меня то, что составляет смысл всей моей жизни. Я подумал о том, что тогда, девять лет назад, встретились двое бродяг, которых судьба основательно мотала по свету. Только у меня это были постоянные смертельно опасные походы в Зоны, а у Риты – регулярные международные рейсы с короткими передышками. Может быть, то, что мы почувствовали эту общность, и толкнуло нас тогда в объятия друг друга. Толкнуло и спаяло накрепко, да так, что даже ад Лесногорской Зоны и охота за безумным Сеятелем не смогли нас разлучить, хотя вечная разлучница смерть не раз и не два смотрела в глаза нам обоим. Но мы ей не дались. Сейчас тоже не дадимся. И Глеба не отдадим. Этот непоседливый мальчишка, случившееся в нашей жизни маленькое чудо, – лучшее, что мы с Ритой сделали в жизни. Его рождение связало нас еще крепче, если это, конечно, возможно. И страх потерять его… равного этому страху я, пожалуй, не испытывал никогда. Ни в своей сталкерской карьере, ни в Лесногорске, ни сражаясь с Сеятелем на Белоярской АЭС, ни в разумной Топи Таганая.