И опять девица думу думает: у Сантала ведь тоже есть изюминка – больно новое знание молодец славный несёт, и страшноватенько девице двигаться в этот путь…

Вот, люди добрые, такие женихи пришли свататься.

И в пол к вам Екрафеюшка кланяется и совет просит дать, как дочери родной, не чужой.

Мы все друг другу рода племя.

Её судьба – в ваших руках.

Конец

Евгения Хамуляк

Сказ про Марью Маревну и пятерых котят

Во времена давние, во времена правные, жила-была на свете одна женщина и звали её Марья Маревна, по обережеству Марамага. Красотою вышла – царица! И такою же гордой и благородной была. Но ещё красивее и благороднее её муж выдался Семён, по обережеству Семояр, кому Самаргл и Ярило благоволили во всех делах.

Любила супружника Марья Маревна аж до слез, до боли головной. И было почему. Красивый, как Лель. Высок, статен, лицом открыт, улыбкой беловит. А какие руки золотые! Хочешь птичку смастерит, хочешь дом отстроит. И в компании весел и отраден. На праздниках любимый гость. Как запоёт голосом своим, петухи завидуют! Голос-голосище! Все Семояра любили, в особенности женский пол. Но и мужчины отмечали характер ладный, образ знатный, осанку с трудолюбьем бравые. Цены Семёну не было ни в быту, ни в ладу. Достался Марье не муж, а клад. И хоть сама была раскрасавица и умелица, а всё же боялась Семёна потерять. Всячески ему угождала, а себя ревностью изморяла. Глазу суеглазному, на мужа любимого зря глянувшему, могла и косы повыдирать.

И всё же хорошо жили, ладно. Подходили друг другу, как гусь и цесарочка. Дом прекрасный имели, хозяйство – всё на месте. Живи, люби и радуйся.

Только боги суровые никак семье молодой детишек не посылали. А уж больно Семён отцом стать мечтал. Позовут в гости на именины, все за столом, Семён же во дворе с детишками возится, в горелки играет, кукол пеленает. Поняла Марамага, что надо богов умилостивить, что ни попросят взамен мечты исполнить, лишь бы семья разрослась на радость мужнюю.

Посоветовала однажды бабка старая, что Марье Маревне чуркой в четвёртом поколении приходилась и по молодости пришествие самого Перуна своими глазами видала:

– Пойди, Машенька, за три дня до прихода богини Купалы в речку с девушками молодыми на выданье окунись. Сплети венок из календулы с васильками и астрами, расскажи ему послание для матушки-воды и дай по озеру наплаваться. А потом поклонись в пояс и надень венок на головушку. Станут капли в озеро падать. Услышишь решенье Купалы по вопросу семьи.

Так и сделала Марья Маревна, чурка-бабка к своим двумста годкам 15 детей нарожала, 36 внуков имела и правнуков не счесть. Её на обряды зарождения жизни всегда звали постоять у чёрной березы, чтоб привлечь силы для тех, кому помощь в деторождении надобилась. Потому ценнее золота совет был, чурами поконами проверенный.

И в самую макушку лета, после Перунова дня, в день седьмой Липня, что в этом году Грозником звался, потому как лето грозовое намечалось, пошла Марья Маревна с девчонками молодыми на купания. Молодухи о замужестве Купалу просили, чтоб муж сильный телом и здравый умом попался. А Марья, венок плетя, загадала детей. Много. Трёх сыновей и двух дочерей.

Печь большую Семён смастерил в новом доме, как раз для пятерых хватит вразвалку с подушками-сеновалками спать. Да и перед роднёй не стыдно, целых три богатыря и царевны две. Уже представляла Марья, как сыновья удалью в Семояра пойдут, а девочки в неё – красотою и мудростью. Эх, ладна картинка выходила! Заулыбалась женщина, аж глаза от наслажденья прикрыла. Тут уж никогда Семён её не бросит с пятью-то сокровищами.

Надела венок, попросила богиню о семье дать совет, вновь опустила на воду с почитанием, а потом с придыханьем на голову надела. Закапали капли звонко: кап-кап-кап, и звуки все замерли вмиг. Не слышно стало ни стока воды, ни смеха женского, ни шума леса. Только сердце женщины забилось волнительно, зная: боги рядом во внимании ожидали.

– Марамага, послушай! – заговорила вода голосом женским отрадным и дивным, пронеслись в голове картины утренних рос и шумения ветра. – Не ходи на капища! Не ложи требища! Не участвуй в обрядищах! Не дано тебе деток от Семена иметь. Ибо дети даются для любви, а тебе, красавице гордой, лишь бы мужа покрепче припрячь.

Кровь в жилах у Марьи от таких слов остановилась. Взяла венок трясущимися руками и бросила в воду с ожесточеньем, сурово шепча:

– Как же это так? Что ж нам весь век с Семеном бездетными ходить? Кто ж нас в старости почитать станет? Срам какой!

И опять мокрый венок на голову нацепила для ответа. Солёными слезами закапали цветы.

– Дети – продолжение любви и её урок суровый. Любишь Семена? Люби его бездетного. А коли хочешь детей, приходи через два дня в ночь, когда цветок папорОтный зацветает. Пей водицу из родника моего. Прыгай через костер Перунов. Завязывай глаза и беги, куда сердце зовёт. Наложеньем древним понесёшь деток желанных. Примет их Семен, как родных. Обычай праведный заставляет.

Ещё злее бросила венок в воду Марья, аж календула жёлтым дождиком в стороны брызнула.

– Никогда не хотела иметь я пасынков и Семену любимому не пожелаю пАсербков. Есть ли другой путь нам отцом-матерью стать? – и как есть надела сломанный венок в третий раз на голову гордую, самовольную, от воды намокшую.

– Дети – они, как цветы: свои иль чужие, не имеет значенья, – говорил голос отрадный и в нём правда слышилась верная. – Дети – любовь. Любишь – льешь бовь сердца кувшином бездонным и наполняешься вновь без заминки. Но коли хочешь по-иному? – ожесточился звонкий глас и капли дождём вдруг обрушились на гордую голову. – Вот тебе нароченье. Пройдёшь, станешь матерью, коли нет – и суда нет.

Насторожилась Марья Маревна, что за нароченье от богини-матушки-водицы, не с подвохом ли? Но на всё готова была, лишь бы Семёну угодить, чтоб отцом стал и на другие семьи не заглядывался более.

– Придёшь домой и встретишь мужа счастливого с пятью котятами на руках. Принеси их живыми к моему пришествию. Обменяю их на троих сынишек и двух дочек желанных. Ровно через два дня.

– Пять котят два дня поддержать и тебе живыми принесть? – усмехнулась Марья Маревна заданью и сняла венок, подальше его в