– Мурзюкова Светлана, – представилась я, взяв пакеты в одну руку.

– А кем вы приходитесь сестрам Хвалынским? – кивнул участковый на обшарпанную дверь, у которой мы стояли.

– П-п-племянницей, – проблеяла я, и мне стало вдруг не по себе. – Скажите, а вы наш новый участковый? – уточнила я, доставая ключ. – А старый где?

– На повышение ушел, – улыбнулся мне Березовый. – Я могу вам задать несколько вопросов?

У меня, несмотря на его широкую улыбку, снова по спине пробежал холодок.

– Конечно, но сестер не будет до вечера. – Я посторонилась, пропуская участкового в квартиру. – Если вы не против, то пойдемте на кухню.

– Я даже не знал, что люди так живут, – пробормотал Березовый, заглянув в туалет. – А вы в курсе, что их сестра жила в настоящем старинном замке?

– И что? – улыбнулась я, доставая из пакета мясо и две луковицы. – Вообще-то, в туалете не живут... Знаю, конечно.

– Кстати, они знают, что их сестра умерла? – Березовый присел на табурет в центре кухни. – Я закурю?

– Извините, – решительно запротестовала я, – дым просто ненавижу!

Березовый поморщился, убирая сигареты.

– Кстати, где они? Я хотел бы с ними поговорить.

– На кладбище поехали. – Я поставила кастрюлю с мясом на огонь и оглянулась на участкового.

– А вы давно с ними живете? – задумчиво спросил он.

– Нет, недавно. У меня квартира сгорела, ну и они пустили меня пожить, пока я не определюсь, – как можно дружелюбнее соврала я, ведь сестры, когда пускали меня к себе, сразу оговорили условие, чтобы я называлась их родственницей во избежание кривотолков.

– Скажите, а их комнаты закрыты? – неожиданно спросил меня участковый, поднимаясь и выглядывая в коридор.

– Да, – кивнула я, не на шутку струхнув.

– А вы были там? – зачем-то спросил он, явно ожидая, что я ему отвечу.

По правде говоря, я не знала, что сказать, потому что к сестрам специально не заходила. В основном это они заходили ко мне.

Но, безусловно, из открытых дверей я выхватила глазами что-то в каждой из комнат, хотя в целом обстановку описать бы не смогла.

– Конечно, – кивнула я, – никаких богатств там нет, а почему вы спрашиваете?

Участковый смотрел, выпучив глаза, как я стремительно шинкую капусту, и я постучала ножом по разделочной доске, чтобы привлечь его внимание.

– Мне повторить? – сердечно спросила я.

– Я бы попросил вас поехать со мной, но вы только не волнуйтесь, хорошо? – внезапно очень буднично произнес он. – На опознание.

– Что?! – Нож выпал из руки, и я наклонилась, чтобы поднять его. – Что-нибудь случилось?

Березовый покосился на кипящий в кастрюле бульон и выключил газ.

– Ну что, поехали? – улыбнулся он.

– Что ж вы сразу-то не сказали? – вскричала я, запутавшись в фартуке. – Они хоть живы?

Оскар Березовый молчал, пока я поспешно мыла руки и собиралась.

Я возвращалась из морга, насвистывая. Было около полуночи.

– Ох уж эти участковые, – ворчала я, открывая дверь квартиры...

Пьяный мужчина, упавший с платформы станции «Таганская» вместе с двумя пожилыми дамами, отделался сломанным носом, а обе дамы погибли, упав кулями на контактный рельс... Кто-то первый предположил, что это сестры Хвалынские, понять почему – не представлялось возможным, обе старушки даже весьма приблизительно не походили на Эвридику и Марианну Хвалынских.

К тому же трагедия в метро произошла вчера вечером, а сестер Хвалынских я видела утром, разговаривала с ними и даже желала им доброго пути на кладбище... Или – не желала? Кажется, все-таки желала!

Итак, я вошла в квартиру, и мне сразу не понравилась тишина всего жилого помещения, причем до такой степени, что, закрыв рот ладонью, чтобы не было слышно дыхания, я прислушалась. У меня даже уши заболели, я вам скажу...

Обычно в эти часы мои квартирные хозяйки Эвридика и Марианна всегда были дома. Они отдыхали, смотрели телевизор или готовились отойти ко сну... Одна из них выходила, смотрела на меня и, убедившись, что это я, подмигивала.

В этот раз тишина была какой-то нереальной, словно за дверью одной из комнат стояли сто человек и ждали момента, чтобы выпрыгнуть... Я включила свет в прихожей и быстро проверила каждую дверь, но они были закрыты на ключ, как и утром, лишь моя была слегка приоткрыта. Обычно хозяйская кошка открывала ее лапой, чтобы поспать на моей кровати.

– Не робей, – приказала я себе, входя и нащупывая рукой выключатель.

Вроде все было как всегда. Я снова выключила свет и пошагала на кухню, чтобы доварить борщ. Шум у холодильника заставил меня попятиться, но вылезшая из-за него заспанная кошка успокоила меня окончательно. Зажигая газ, в голове я держала, что надо дошинковать капусту и пожарить лук.

Бульон уже закипал, я посолила его и начала вытирать тряпкой стол, приводя его в божеский вид. И тут в полной тишине меня словно кто-то окликнул:

– Света!

Я обернулась и... пребольно получила по носу.

– Ой! – воскликнула я, в ужасе пятясь к плите. – Кто здесь?

Рядом со мной уже стоял неочевидный, словно сотканный из воздуха старец в очках и при бороде... но борода как бы висела сбоку... А очки парили над его лицом! Я никогда прежде не видела его и, мгновенно считав информацию с весьма поношенного лица, уверилась в этом окончательно. Старец чем-то смахивал на злющего Деда Мороза, только наряд подкачал: костюм из парусины, ботинки без шнурков и лакированная трость, которой он помахивал у меня перед носом.

– Не своим делом занимаешься, дура-а-а-а, – почти ласковым шепотом пробубнил старец и повторил: – Дура-а-а...

Похоже, он наслаждался, произнося слово «дура».

– Сам дурак, – машинально ответила я, потому что всегда так отвечаю.

– Ты мой ужин... Предупреждена и свободна. – Старец подмигнул и начал пропадать, как сигаретный туман. А напоследок я услышала странную фразу: – Юн, но не вечен... Но если встречу в ведьмах еще раз – бойся меня!

– Да какая я ведьма? Я ж не умею ничего, – неожиданно всхлипнула я. – Бросила уже, достали вы меня все! Вот, борщ варю на ужин! – И я взяла в руку поварешку для обороны.

– Ты мой ужин... Предупреждена и свободна. – Старец снова вынырнул из воздуха, подмигнул и исчез уже по-настоящему.

Я покосилась на кипящий борщ, потом быстро обежала с поварешкой квартиру, заглядывая во все углы, – в ней было по-прежнему пусто, лишь зеленели в углу глаза кошки Клеопатры... Я насчитала восемь кошек! Затем, громко читая вслух «Отче наш», я уселась на табуретку в кухне и заплакала от смеха, потому что мой личный фальшивый мистический опыт ничего мне не подсказывал в тот момент.