– Не знаю, а может, мне в артистки пойти? – пошутила я. – Или у вас в ресторане песни петь, для стриптиза-то я уже старовата!

– А ты грузинские какие знаешь? – серьезно спросил Бениамин Маркович. – Ну, хотя бы одну...

– «Тбилисо... Цвети под солнцем, Грузия моя...» – пропела я от души.

Баблосов поморщился.

– Лучше не надо, – пробормотал он, – у тебя кахетинский акцент, он не всем по душе.

– А в посудомойки не хочется, Бень, – призналась я. – Ну, наливай своего молинаро, только не полный стакан!

– Пей, – налив вино в бокал, подвинул его мне Баблосов.

– А ты?

– На работе почти не пью, ну, ладно уж, за встречу! – И Баблосов плеснул вина себе в чашку.

– А ты женат, Бениамин Маркович? – просто так спросила я.

От выпитого у меня сразу поднимается настроение и хочется всех обнимать, я даже примерилась, как мне лучше обнять плешивого бухгалтера, но быстро передумала.

– Был. – Баблосов продолжал набирать на клавиатуре цифры.

Я заглянула в монитор и присвистнула, потому что меня чрезвычайно впечатлили нули... Бениамин Маркович поднял глаза, и я вдруг заметила, что они серые, как и мои.

– А снова не хочешь жениться? – отвела я взгляд.

– Не хочу, – Баблосов задумчиво пожевал губами. – Вот сколько мне дашь? – внезапно спросил он.

– Лет? – пожала я плечами. – Шестьдесят. Ну, туда-сюда...

– Сорок пять, – без улыбки вздохнул Баблосов.

– Сколько-сколько? – привстала я. – Так мы ровесники почти... Бень, правда, что ли?

– Ага, – Бениамин Маркович пригладил руками лысину, словно это были кудри, и улыбнулся. – А развелся я десять лет назад, ну и постарел тогда же...

– Это как?

– Может, не будем о грустном? – Баблосов снова стучал по клавиатуре и на меня не смотрел.

– Нет уж, ты расскажи, сделай перерыв... А потом, если хочешь, я тебе про своего мужа расскажу, – пообещала я и осеклась.

Передо мной сидел все тот же маленький хромоногий бухгалтер, которого я знала все два месяца... Никакого бубнового интереса я к нему не испытывала. По-прежнему не испытывала. За окном на стоянке машин маячил его старый оранжевый мопед, а рядом вздымался черный «Гелентваген» владельца ресторана «Ганнибал» Георгия.

Бениамин Маркович поднял на меня грустные глаза и пожал плечами.

– Не хочу, – буркнул он.

– А зачем тогда наливал? – привела я последний аргумент и, что удивительно, попала в точку.

Баблосов уныло кивнул.

– Ладно, слушай и больше не пей, любопытная, – убирая от меня молинаро, пробормотал он. Потом вздохнул и поставил бутылку на место.

– Люблю послушать истории из жизни, – сказала я и уселась поудобнее. – А ничего молинаро-то, и где его можно купить, скажешь адресок?

Баблосов как-то странно посмотрел на меня, пробурчав под нос так тихо, что я едва услышала:

– Это прямые поставки.

– Да? – задумчиво переспросила я, с трудом скрывая зевоту.

– Да.

– Ну и ладно, – поспешно согласилась я. – Так что там с твоей семейной жизнью?

Баблосов вздохнул и, не глядя на меня, за несколько минут пересказал грустную историю, в которой сначала долго холостяковал, а под тридцать лет выбрал из большого количества милых его сердцу барышень самую «серую мышку» и женился, чтоб уж раз и навсегда... «Серая мышь», по его словам, не будь дурой, быстро разродилась «мышонком» и укрепилась в роли жены.

– А дальше-то что? Почему ты развелся? – глядя, как Бениамин Маркович неспешно тянет из треснутой чашки молинаро, поторопила я.

– Однажды я нечаянно влюбился, – с грохотом поставив пустую чашку на стол передо мной, вздохнул Баблосов. – Жена моя сидела дома с грудным ребенком, а я влюбился, причем по-дурацки, безответно...

– Вот так прямо взял и влюбился? – опешила я, снова подавив зевок. – Как интересно, а в кого? И где ты ее встретил? – Я изо всей силы мысленно прихлопнула рукой рот, внезапно услышав ревность в своих словах.

Баблосов с интересом покосился на меня.

– Я работал в одной из транснациональных компаний...

– Где ты работал? – помотала я головой, подумав, что ослышалась. – Снова интересно!

– Вот-вот, – Баблосов вздохнул. – Я ведь не всегда носил дешевые брюки и ездил на мопеде, Свет, – Бениамин Маркович улыбнулся, – далеко не всегда... хе-хе.

И в абсолютной тишине Бениамин Маркович покатывался от веселого смеха с минуту... Я тоже вежливо улыбалась, прикрыв рот рукой, меня в это время раздирали противоречивые мысли.

– Она работала в дочерней компании, и ее звали так же, как тебя. Вдобавок она была старше меня на девять лет, но хороша необыкновенно. Похожа на рябину... зимой.

Я икнула и поинтересовалась:

– То есть твоя возлюбленная годилась твоей жене в мамы?

Баблосов задумчиво кивнул.

– И при этом ты утверждаешь, что влюбился? – вздохнула я.

– Она была очень красивой, – упрямо повторил Бениамин Маркович и разлил остатки молинаро в две емкости на столе. Мне он по-джентльменски плеснул даже больше. – Ну, раз оно тебе так пришлось по вкусу, – убирая бутылку под стол, сказал он.

– Ничего винцо... кисленькое, – не стала возражать я. – Скажи, но почему же ты влюбился и что тебя не устраивало в жене? Мне, как женщине, интересно! Ведь причина должна быть? Ага, догадываюсь, она была полено? – шепотом уточнила я. – Ну, я права или нет, Бень?

Баблосов, игнорируя вопрос, кинул на стол передо мной горсть ирисок из кармана и посоветовал:

– Ты закусывай и, пожалуйста, не делай больше таких глупых предположений. Все дело в любви!

Я развернула сразу пять ирисок, засунула их в рот и откинулась на спинку кресла в ожидании продолжения.

– И что дальше? – устав ждать, не выдержала я.

– Ничего... Света на меня внимания не обращала, я за ней по пятам ходил, а все напрасно. Зато жена стала догадываться, что со мной происходит, и устроила дома тихий террор... Потом – громкий домашний террор! Потом стала вешаться, затем травиться и даже совать пальцы в розетку... Она у меня дипломированный психолог, знаешь ли, – Бениамин Маркович вздохнул и, подумав о чем-то, добавил: – МГУ окончила.

– Сочувствую, ну а ты что?

– А я подал на развод, потому что любовь у нас с ней закончилась, ну и попытался разменять квартиру, чтобы было где жить одному...

– Бедолага ты, бедолага, – констатировала я. – А дальше-то что?

– А жена моя родная сперва наняла колдуна, а потом киллера, так она говорила на суде. – Баблосов потер лысину и достал из ящика стола свой паспорт. – Смотри, какой я был пятнадцать лет назад...