— Спасена во второй раз сегодня. Прекрасный день, а?

— Просто великолепный.

— Вы что-то поскучнели… похоже, я вам разонравилась. Плохо себя веду, да? Однако смотрите, вот и блузка моя наделась, как-то так, сама собой. А это добрая примета! Хорошие перспективы открываются…

На ногах она едва держалась. Я вытащил из рюкзака куртку, расстелил на траве, потом достал термос, в котором у меня был крепкий сладкий чай со смородиной. Налил ей в крышечку и предложил.

— Это всё мне? Б-благодарю! Королевское угощенье! Мне как-то неловко принимать его от незнакомого мужчины. Мы ведь, кажется, не представлены друг другу, и я что-то не вижу, кто бы нас тут мог представить… Тупик… Безнадёга… Может, самим? Вы сможете?

— Попробую. Меня зовут Константин Михайлович.

— А меня Соня… если не ошибаюсь…

Она плюхнулась на куртку и принялась за чай.

— А ведь я воровка, наглая, бесстыжая воровка! Стащила у них эту бутылку. Ладно! Наплевать! Ничего, не пропадут… Думаете, легко мне было взять и порвать с человеком. Пять лет вместе! Пять лет каторги! Не семья, а пени… пени…цы…тенци…арное учреждение… «Давно усталый раб…» Да! Простите меня, не рассчитала с водкой… Мало опыта… В другой раз уж я рассчитаю, постараюсь… Вкусный какой у вас чай. Вы, Константин Михайлович, наверное, гурман, лакомка? Если можно, ещё полкрышечки. Спасибо!

Она допила чай.

— Простите, у меня что-то слипаются глаза, вам в чай, похоже, кто-то подмешал снотворное. Да, снотворное… не иначе… В ритме вальса всё плывёт… да-да… плывёт и плывёт… качаясь лодочка… по Яузе-реке… Константин Михайлович… Вы любите… музыку?.. И я тоже… Вот что… Коль здесь я окончу… солдатские дни… в общем… да-да, товарищ… конечно… если не затруднит… во Францию!.. Там схорони…

Через мгновенье Соня, вполне оправдывая своё имя, уснула на моей куртке. А мне пришлось охранять её сон.

Нехорошо смотреть на спящего, и всё же украдкой я поглядывал на свою спутницу. Она показалась мне необыкновенно симпатичной, даже красивой. Но не из породы пугающе, беспощадно красивых, вроде Элизабет Тэйлор или Софи Лорен. Нет, что-то в ней было по-детски трогательное: густые русые волосы её разметались, свернулась она калачиком, уткнувшись носом в куртку, и, хотя день был жаркий, хотелось чем-нибудь её укутать, как-то её оградить от всего плохого, что бывает в жизни. Вообще, погладить, как гладят котёнка. До меня вдруг дошло, что, вот, мне неожиданно доверена судьбой чужая беззащитная жизнь. Тут же разлилось во мне чувство собственного неодолимого могущества. Кажется, выйди из-за деревьев бенгальский тигр или свесся с ветвей десятиметровая анаконда, я бы шутя разорвал их в клочья. Была ещё такая, как бы собственническая мысль, что вот, даровано мне ненадолго нечаянное богатство — эта спящая женщина. Пока она спит, я царь её жизни. Она моя и только моя — на это время. Не шуточки!

Спала Соня всего час с небольшим. Всё это время я сидел, привалившись к стволу дерева, и размышлял, уже не помню о чём. Кажется, я удивился тогда про себя, что надо же, и красивые бывают несчастливы, и как редко двум душам удаётся так хорошо совпасть, чтобы рано или поздно не разочароваться друг в друге. Время текло. Солнце медленно, но верно завершало свой дневной путь. Было тихо. Обошлось без тигров и анаконд. Проснулась Соня так же внезапно, как и уснула.

— Боже мой, это значит, не сон! Это всё со мной наяву? Я где-то у чёрта на куличках, в горах, пила самый ненавидимый мной напиток — водку! Простите меня, я отравила вам воскресный вечер. Ни в чём не повинному человеку свалилась на голову пьяная дура! О, господи, до чего же мне тошно! Знаете что, я очень перед вами виновата, я вела себя отталкивающе, но всё-таки умоляю вас, потерпите ещё немного, дайте мне мою бутылку, поверьте, я не запойная и не бессовестная, просто мне нужно кое-что пережить, перенести, понимаете? Как бы объяснить? Помните, Синдбаду-мореходу повстречался на необитаемом острове старикашка, которого надо было перенести через ручей? Синдбад перенёс, а тщедушненький старичок вцепился и три дня сидел у него на спине, пока измученный Синдбад не догадался и не сделал из винограда вино. Старичок напился и свалился. Понимаете, к чему я? Мои обстоятельства — это мой зловредный старичок. Вцепился в меня! Там в бутылке уже немного, допью — и тронемся налегке, без этого вредного старикашки.

— Ладно, хорошо, только пьём пополам, идёт?

(Я подумал: так она всё-таки выпьет поменьше.)

— Идёт! За вас, Константин Михайлович! За ваше ангельское терпенье.

— А я пью за вас. Рад, что пригодился.

Я налил себе в крышечку от термоса, а она выпила остаток прямо из горлышка.

Закусывать нам было нечем.

Впереди было ещё добрых пять километров пути. Солнце село.

— Пойдёмте, Соня! Собирайтесь.

— Да, да, Константин Михайлович, надо собираться. Надо! Препротивное слово. Хорошо бы исключить это слово из языка. Собраться всем, осудить его и исключить из словарей, считать нецензурным. Нет, нет, ничего, я уже иду, иду! Ничего не забыла. Всё со мной. Да, всё. «И радость… и муки…»

К моему удивлению, Соня держалась на ногах получше, зря я боялся этой чёртовой водки. Во мне же выпитое произвело неприятную перемену — как ни странно, отрезвило. Сейчас мы пройдём эти оставшиеся километры, я посажу её на автобус, и мы больше никогда не увидимся. Очередная глубокомысленная бессмыслица жизни, только и всего. И мы пошли.

Сумерки быстро сгущались. Чтобы не молчать, я расспросил её о работе, о семье, она отвечала немногословно, разговор что-то не получался. Похоже, синдбадовские старички оседлали нас обоих. Никак не стряхивались. Помню, во мне сидела досадная мысль: я прожил со своей женой прекрасную жизнь, редким везением было то, что мы встретились. В молодости мне хотелось найти красивую девушку, которая бы не догадывалась о том, что она красивая. Я прекрасно понимал, что такая девушка принадлежит к разряду кентавров, русалок или белых китов. Замечательны эти девушки, вот только в природе их не существует. Женский пол отлично знает, чем вооружён. Однако же я оказался счастливчиком: у меня жена, во-первых, очень красивая, а во-вторых, не придаёт этому никакого значения. Ей-богу, это так. Уж поверь. Не красится, не сидит часами перед зеркалом. Я знаю точно: мы никогда не надоедим друг другу. И вдруг сегодня, пока спала эта пьяненькая Соня, я предал, пусть мысленно, свою жену. Сдал позиции без боя. Я смотрел на спящую и чувствовал, как она по-хозяйски располагается в моём сердце. Я испытывал на себе