Пилат?» Понтий Пилат нахмурил брови и стал потирать лоб, словно пытался вспомнить что-то. Затем, после небольшой паузы, он пробормотал: «Иисус, Иисус… Из Назарета? Нет, ничего не припоминаю».

В Палестине, Сирии, Галлии и Германии было множество римских военных правителей. Все они упоминаются в документах, но только специалистам известны их имена. Так было бы и с Понтием Пилатом, серой мышью среди других серых мышей, если бы ему не отвела столь высокое место небольшая группа людей, проповедующих Евангелия. Протестантский теолог Гогуэль отмечает: «Пилат… весьма удивился бы, если бы ему сказали, что „бедный маленький еврей”, представший перед ним в тот день, сделает его имя бессмертным».[123] А католический теолог Кольпинг рассматривает казнь Иисуса как «малозначительный эпизод в официальной истории римской империи, который был бы забыт, если бы не стал поразительным фундаментом веры во Христа, которую исповедовала послепасхальная Церковь».[124]

Что бы мы ни думали о скудности упоминаний об Иисусе, одно ясно совершенно точно: даже если бы он, провинциал, и стал выдающейся личностью еще при жизни, вряд ли его современники могли предположить, что появление этого галилеянина станет событием, которое перевернет весь мир.

Исследования, посвященные историческому Иисусу

По общему признанию, такие люди, как Фридрих Великий, Наполеон и Гете, выразили сомнение в отношении историчности Иисуса, в основном, чтобы идти в ногу с модными интеллектуальными веяниями своего времени. Всеми исследователями отмечается недостаточность сведений об Иисусе в документах его времени, отсутствие безупречных фактов, отраженных незаинтересованными источниками, и противоречивость информации, имеющейся в нашем распоряжении. Исследование историчности Иисуса – трудная задача, которую посчитает практически невыполнимой даже самый проницательный детектив.

До эпохи Просвещения подобные изыскания вообще были невозможны, поскольку считалось, что Новый Завет вдохновлен Святым Духом, и любой сомневающийся подвергался преследованию как преступник. Лишь слепая вера считалась истинной верой. Это положение настолько укоренилось в сознании людей, что его последствия чувствуются и по сей день. Попытки подвергнуть сомнению утвердившееся отношение к земной жизни Иисуса напоминают робкие шаги по чрезвычайно тернистой тропинке. Даже теологи с сожалением отмечают огромное недоверие среди прихожан-христиан к признанной и находящей подтверждение в исторических документах критике.[125] «Существует, – по словам Царнта,[126] – не только упрямое неверие, но и упрямая вера».

Кюнг более чем кто-либо другой, открыто высказывается в статьях и лекциях против широко распространенной слепой веры в вопросах вероисповедания и пытается привести веру в Иисуса и исторические знания об Иисусе к единому знаменателю:[127]

Слепая вера в вопросах вероисповедания еще не зло, но уже опасно. Слепая вера может не разглядеть истинного Иисуса и повести нас дорогой благих намерений к ложным выводам в теории и на практике. Слепая вера способна сделать человека и общество в целом глухим, авторитарным, самодовольным. С другой стороны, знание исторических фактов может открыть новые горизонты для христианина, дать ему глубокое понимание и удовлетворение, вдохновить его различными способами. Просвещение, как подтверждает история, способно предотвратить религиозный фанатизм и нетерпимость. Лишь вера, сочетающаяся со знанием, знающая вера и верящее знание, способны сегодня достичь понимания истинного Христа во всей его широте и глубине.

Первая стадия изучения жизни Иисуса, так называемая стадия литературной критики, восстала против образа Христа, созданного церковной догмой. Этому посвящено короткое поэтическое высказывание Гете в его «Западно-восточном диване»:

Иисус нам ясным слогом

Предписал Творцу служенье:

Кто признал Иисуса Богом,

Тот отверг его ученье.[128]

Лессинг в работе «Фрагменты из Раймаруса», опубликованной в 1773 году, выбрал научный подход. Целью стадии литературной критики был поиск исторического Иисуса. Нужно было показать, каким он был на самом деле, и определить его место в настоящем как Учителя и Спасителя. Позже Альберт Швейцер был вынужден констатировать неудачу этой попытки следующим образом:[129]

Она ослабила те оковы, которыми он в течение веков был прикован к скале церковной доктрины, и вдохнула жизнь и движение в эту личность, радуясь тому, что исторический Иисус, судя по всему, приближается к своему истинному образу. Но он не желает оставаться в таком образе; он минует наше время и возвращается в свое собственное.

В конце XIX – начале XX века центральный тезис в области исследования жизни Иисуса гласил, что Иисус из Назарета никогда не существовал и эта личность является измышлением, основанным на неверном понимании тех, кто первыми стали проповедовать христианскую веру. Речь шла не о том, что историческая личность была обожествлена посредством веры, но, скорее, о том, что миф, посредством веры, создал историческую личность.[130]

Среди немецких, английских, французских и американских ученых, выдвинувших тезис о неисторичности Иисуса, были Артур Древс, Бруно Бауэр, Давид Фридрих Штраусс, Джон М. Робертсон, Эмиль Бёрнс и Уильям Бенджамин Смит.[131] Согласно этим ученым, древние символические идеи были сконцентрированы в личности, истории и притчах Иисуса. Исследуя эту точку зрения с позиции верующего христианина, Альберт Швейцер писал:[132] «Современное христианство должно считаться – да и всегда должно было считаться – с возможностью отказа от исторического существования Иисуса». Он также выступил против любой теории, проводящей различие между историческим Иисусом и Иисусом веры, но при этом представляющей последнего в образе, столь же отдаленно соответствующем его историчности, сколь мало соответствовал ей привычный стереотип.

Иисус из Назарета, который публично выступил в качестве Мессии, который учил этике Царства Божьего, который основал Царство Небес на земле и умер в освящение своей миссии, никогда не существовал. Эта личность была выдумана рационализмом, наделена жизнью либерализмом и облечена в исторические одеяния современной теологией.

Швейцер в последнем анализе все-таки признает историчность Иисуса, однако скорее робко, чем уверенно: если критически исследовать все данные, существование Иисуса более вероятно, чем его несуществование. Однако Швейцер считает вопрос о правдоподобности фактического существования Иисуса второстепенным для веры.

Подтвержденные косвенные свидетельства

В наши дни, насколько мне известно, ни один признанный ученый не сомневается в историчности Иисуса. Ученые, преимущественно американские, английские, французские и скандинавские, взяв за основу подход литературно-критической стадии в изучении жизни Иисуса, попытались выйти за рамки сомнений в отношении историчности Иисуса и проложить новые пути.

Их исходным пунктом стало убеждение в том, что писания слишком явно указывают на свою ключевую фигуру, чтобы делать фундаментом веры фигуру воображаемую. Более того, жизнь и смерть этой личности, очевидно, практически полностью соответствовали заявлениям первых проповедников христианского учения. К примеру, проповеди