Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Николай прислал из Ставки телеграфное повеление Хабалову “завтра же” прекратить беспорядки. Воля царя совпадала с дальнейшим звеном хабаловского “плана”, так что телеграмма послужила лишь дополнительным толчком. Завтра должны будут заговорить войска. Не поздно ли? Пока еще сказать нельзя. Вопрос поставлен, но далеко еще не решен. Потачки со стороны казаков, колебания отдельных пехотных застав – лишь многообещающие эпизоды, повторенные тысячекратным эхом чуткой улицы. Этого достаточно, чтобы воодушевить революционную толпу, но слишком мало для победы. Тем более что есть эпизоды и противоположного характера. Во второй половине дня взвод драгун, будто бы в ответ на револьверные выстрелы из толпы, впервые открыл огонь по демонстрантам у Гостиного Двора: по донесению Хабалова в ставку, убитых трое и десять ранено. Серьезное предупреждение! Одновременно Хабалов пригрозил, что все рабочие, состоящие на учете как призывные, будут отправлены на фронт, если до 28-го не приступят к работам. Генерал предъявил трехдневный ультиматум, т. е. дал революции больший срок, чем ей понадобится, чтобы свалить Хабалова и монархию в придачу. Но это известно станет только после победы. А вечером 25-го никто еще не знал, что несет в своем чреве завтрашний день».

Гиппиус Зинаида Николаевна, поэтесса, идеолог русского символизма:

«Сегодня с утра вывешено объявление Хабалова, что “беспорядки будут подавляться вооруженной силой”. На объявление никто не смотрит. Взглянут – и мимо. У лавок стоят молчаливые хвосты. Морозно и светло. На ближайших улицах как будто даже тихо. Но Невский оцеплен. Появились “старые” казаки и стали с нагайками скакать вдоль тротуаров, хлеща женщин и студентов. (Это я видела также и здесь, на Сергиевской, своими глазами.)

На Знаменской площади казаки вчерашние, – “новые” – защищали народ от полиции. Убили пристава, городовых оттеснили на Лиговку, а когда вернулись – их встретили криками: “Ура, товарищи-казаки!”»

Палеолог Морис, посол Франции в России:

«Тревожный вопрос о продовольствии рассматривался сегодня ночью, в “экстренном заседании” Совета министров, на котором были все министры, кроме министра внутренних дел, председатель Государственного Совета, председатель Думы и петроградский городской голова. Протопопов не соблаговолил принять участие в этом совещании; он, без сомнения, советовался с призраком Распутина».

В ночь с 25-го на 26-е, по приказу министра внутренних дел А.Д. Протопопова, сотрудники охранного отделения арестовали более 150 человек, среди которых было пять членов Петроградского комитета РСДРП(б). Но это никоим образом не повлияло на дальнейший ход событий.

Палеолог Морис, посол Франции в России:

«Министры заседали до пяти часов утра. Протопопов соблаговолил присоединиться к своим коллегам; он доложил им об энергичных мерах, которые он прописал для поддержания порядка “во что бы то ни стало”, вследствие чего генерал Хабалов, военный губернатор Петрограда, велел расклеить сегодня утром следующее объявление:

“Всякие скопища воспрещаются. Предупреждаю население, что возобновил войскам разрешение употребить для поддержания порядка оружие, ни пред чем не останавливаясь”.

Возвращаясь около часу ночи из министерства иностранных дел, я встречаю одного из корифеев кадетской партии Василия Маклакова:

– Мы имеем теперь дело с крупным политическим движением. Все измучены настоящим режимом. Если император не даст стране скорых и широких реформ, волнение перейдет в восстание. А от восстания до революции один только шаг».

26 февраля (11 марта), в 17:00, императору пришла телеграмма от председателя Государственной Думы М.В. Родзянко:

Однако Николай II отказался реагировать на эту телеграмму, заявив генералу В.Б. Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

Бьюкенен Джордж Уильям, посол Великобритании в России:

«В то же время Родзянко сообщил эту телеграмму главнокомандующим разных фронтов с просьбой об их поддержке и вскоре после того получил ответы от генералов Рузского и Брусилова, которые сообщали, что они исполнили его желание. Достигла ли телеграмма Родзянко императора, или она была намеренно утаена от него, во всяком случае, дворцовый комендант генерал Воейков в своих разговорах с его величеством, несомненно, извратил истинное положение вещей и высмеивал мысль о революции».

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Чиновничий, буржуазный, либеральный Петербург в испуге. Председатель Государственной Думы Родзянко требовал в этот день присылки надежных войск с фронта; затем “передумал” и порекомендовал военному министру Беляеву разгонять толпу не стрельбой, а холодной водой из кишки, через пожарных. Беляев, посоветовавшись с генералом Хабаловым, ответил, что окачивание водой приводит к обратному действию “именно потому, что возбуждает”. Так шли на либерально-сановно-полицейской верхушке беседы об относительных преимуществах холодного и горячего душа для восставшего народа. Полицейские донесения за этот день свидетельствуют, что пожарной кишки недостаточно: “Во время беспорядков наблюдалось как общее явление крайне вызывающее отношение буйствовавших скопищ к воинским нарядам, в которые толпа, в ответ на предложение разойтись, бросала каменьями и комьями сколотого с улицы льда. При предварительной стрельбе войск вверх толпа не только не рассеивалась, но подобные залпы встречала смехом. Лишь по применении стрельбы боевыми патронами в гущу толпы оказывалось возможным рассеивать скопища, участники коих, однако, в большинстве прятались во дворы ближайших домов, по прекращении стрельбы, вновь выходили на улицу”. Этот полицейский обзор свидетельствует о чрезвычайно высокой температуре масс».

26 февраля (11 марта) в Петрограде солдаты открыли огонь по демонстрантам.

Глобачев Константин Иванович, генерал, начальник Петроградского охранного отделения:

«26 февраля с утра толпы рабочих, двинувшиеся с окраин города к центру, запрудили Невский проспект, Знаменскую площадь и двигались к Таврическому дворцу – месту заседания Государственной Думы. На Знаменской площади произошла демонстрация с красными флагами, которая была прекрашена учебной командой лейб-гвардии Волынского полка, разогнавшей демонстрантов залпами (было убито 11 человек).

Настроение войск в эти дни уже было колеблющееся. Пехотные заставы, расположенные на главных улицах, позволяли толпе рабочих подходить к себе вплотную, вступали с ними в разговоры и пропускали их сквозь свой строй. Кавалерийские разъезды разрешали рабочим оглаживать и кормить лошадей и товарищески с ними беседовали. Словом, между солдатами, призванными к рассеянию толп рабочих, и последними происходило братание. Некоторые войсковые части уже и в эти дни переходили на сторону демонстрантов. Например, казачья сотня, находившаяся на Знаменской площади, не позволила отряду конной полиции рассеять толпу, а один из казаков этой сотни зарубил шашкой местного полицейского пристава, пытавшегося отобрать красный флаг у демонстрантов».