— …И после вашего рассказа я беру свое предложение назад. Теперь я понял, что это было очень грубо и жестоко — предлагать вам секс. Давайте останемся просто друзьями.

— Что?..

Всплеск удивления. Шей явно рассчитывала услышать от Рактера не это. Думала, что он будет настаивать, давить, переубеждать.

Но пожалуй, в ее жизни и так было слишком много мужчин, которые настаивали на сексе. Если даже человек, у которого ниже пояса только сталь, пластик и киберкожа, начнет к ней приставать, это будет попросту комично.

Тем не менее, возможно, она немного надеялась на это. Рактер внимательно наблюдает за ее эмоциями: к изумлению Шей начинает примешиваться обида и злость. Ведь теперь действительно можно сказать, что он ее отшил. И в то же время он видит среди разноцветья ее чувств некое облегчение. Странная смесь, но именно ее он и ожидал увидеть.

И Рактер продолжает, стараясь говорить как можно проникновенней:

— Друг мой, я не знаю, останутся ли отношения между нами прежними, если мы… Весь ваш сексуальный опыт — это сплошная травма, извините за прямоту. Если мы станем любовниками, боюсь, что после пережитых вами ужасных вещей вы можете попросту возненавидеть меня. А это последнее, чего мне хотелось бы. Я очень боюсь вас потерять, Шей.

Она внимательно слушает его, и кипение возмущения в ее ЭМ-спектре постепенно стихает. Она немного потеряна, но успокоилась. Ей нравятся его слова. Звучит весьма разумно, да, Шей? Внушает доверие?

— …Поэтому я предлагаю притвориться, что всех этих разговоров между нами не было. Вообще. Давайте забудем и о том поцелуе, и о… ваших чувствах. Ведь наши с вами отношения выше этой заурядной игры гормонов, я надеюсь? Постепенно вы выбросите этот каприз из головы.

На холодной родине Рактера было в ходу прекрасное выражение: чушь собачья. Рактер вполне отдает себе отчет в том, что всё, что он сейчас говорит, — это она.

— …Знаю, будет трудно, но давайте попробуем. Я ни в коем случае не хочу увеличить дистанцию между нами: я ничем так не дорожу, как вашим доверием — тем, что вы решаетесь рассказать мне то, чем больше ни с кем не делитесь. Предлагаю лишь не обсуждать подобные скользкие темы, не флиртовать — помните, вы сами про это говорили, и мне теперь это кажется очень разумным. Думаю, для вашего душевного спокойствия так будет лучше всего.

Смешно. Любой их диалог — сплошной флирт. Все их беседы так или иначе сворачивают к чувствам или к сексу. Как вообще вышло, что девушка, никогда не позволявшая себе влюбиться, и мужчина, который давно потерял интерес к этой сфере жизни, с первой встречи только об этом и говорят?

Если с помощью какого-то волшебства из их отношений и удалось бы изъять все это, они не станут просто друзьями. Они могли бы разве что разойтись навсегда и стать друг для друга чужими, но вряд ли Шей одобрит этот вариант.

Словом, чушь собачья как она есть.

Однако Шей кивает. Она тронута.

— …И еще, как друг, я советую вам сойтись с кем-то. С кем-то, кто захочет сделать вам хорошо. Вы молодая женщина с определенными потребностями. Возможно, вы удивитесь, на что может быть похож секс, если партнер стремится дать, а не взять. — На секунду Рактер дает обозначиться той самой улыбке, про которую Шей сказала, что так выглядит человек, который намерен пережить конец света. Сдержанная, довольная, немного хищная полуулыбка. Улыбка, которая… будит фантазию. Но он тут же стирает ее с лица и снова напускает на себя участливый вид: — Но я не хочу быть этим человеком, я уже объяснил почему — если что-то пойдет не так, вы меня возненавидите.

Вообще-то он как раз недавно понял, что хочет быть этим кем-то. Потому что это часть пути к тому, что спрятано в ее сейфе. Но идеально подобрать код, чтобы замок расщёлкнулся сам — это совсем не то же, что нетерпеливо расковыривать его отмычками. Торопиться тут точно не стоит.

— Разве такое бывает? — тихо говорит Шей. Недоверчиво качает головой. — Когда человек стремится сделать хорошо не себе, а другому… Что-то не верится.

— Ну, в Гонконге действительно редко кто что-то даёт за просто так, — усмехается Рактер.

Шей не отвечает на привычную шутку, молчит, смотрит невидящим взглядом куда-то в пространство. От нее плещет горечью. Рактер готов поклясться, что знает, о чем она думает: люди таковы не только в Гонконге. Остальной мир ничем не лучше.

— Спасибо, что сказали мне это. Ваши слова в каком-то смысле… вернули мне опору, — наконец произносит она. — Да. Давайте так и поступим. Останемся друзьями и закроем эту тему. Это будет правильно.

После недолгого молчания добавляет совсем тихо:

— После разговора с Царицей Тысячи Зубов я стала похожа на шаткий забор. И не знаю, что виновато больше — слова Цянь Я или ваш… тот… то, что мы договорились больше не упоминать. Не знаю, как объяснить. Четырнадцать лет удачи… Кажется, это было так просто — протянуть руку и взять. Это не должно быть так просто, меня это бесит. В таких сделках всегда есть какой-то подвох. И кажется, он в том, что если я соглашусь, это буду уже не я.

— Забор? А это еще что значит?

— Ну, это когда кажется, что все, во что я привыкла верить, так нетвердо, что эту веру может свалить любой порыв ветра. Как забор столетнего фермера. У вас такого не случается?.. Когда я перестаю понимать, кто я такая. Когда вовсе не уверена, тот ли я человек, которым хочу быть… И действительно ли хочу. Или это другие хотят, чтобы я была таким человеком… и даже… даже не благодарны за это… — Ее голос угасает и в конце концов превращается в шепот. — Шаткий забор… Это когда я не могу избавиться от мысли, что люди, о которых я зачем-то пытаюсь заботиться — случайные встречные, которых просто прибило ко мне течением, которых я вовсе не выбирала… чужаки, которые ничерта обо мне не знают и не хотят знать, и которые мне самой вовсе не нужны, не интересны, не нравятся… Которым нечего мне дать — а я ничего не хочу давать им… А себе самой я тем более не нужна. И тогда во всем этом уж точно нет никакого смысла. Стоит ли вообще такая жизнь того, чтобы…

Она проводит рукой по лбу, точно в полусне. Затем встряхивает головой, точно сбрасывая наваждение.

— Нет, нет… Не слушайте меня. Все это блажь. Главное — что Гонконг