И я стал заглядывать в каждую подворотню, в каждый двор. Ну разве не смешно?..

Но мне было не до смеха.

Дома я уселся за письменный стол, достал диктант и с грустью занялся «работой над ошибками». Вооружившись бритвой, я соскабливал красные пометки учителя, а затем подписывал те же исправления своей рукой… Осталась последняя ошибка, когда за моей спиной появился отец. Некоторое время он с интересом рассматривал мою работу, потом спросил:

— Работаешь над ошибками?

— Да, — ответил я, поперхнувшись.

— Работаю…

— Молодец! — сказал отец и, не проронив больше ни слова, ушел в другую комнату. А я остался сидеть за столом, склонившись над своей последней ошибкой, которую я так и не успел исправить. Мне было очень стыдно.

И только потом до меня дошло самое ужасное: я потерял единственную возможность расплатиться с Черенковым.

— Принес? — спросил он меня на следующий день.

— Забыл! — соврал я. — В понедельник принесу.

Черенков нахмурился:

— А ты не врешь?

— Честное слово!

Теперь я все свои надежды возлагал на воскресенье. Как-никак, а воскресенье — день особенный. Почти праздник. И если мне повезет, если мне очень повезет, то тогда…

Но мне опять не повезло, и денег у меня опять не было.

— Принес? — спросил Черенков в понедельник.

— Нет, — промямлил я. — Да ты не беспокойся… Просто я еще двум был должен: одному — десять рублей, другому — двадцать…

— Ну смотри, — прошипел Черенков, — последний срок — завтра!

На большой перемене все высыпали во двор:

— Чур не я! Чур не я!

— Чур не я! — крикнул я.

— Я тебе покажу «чур не я»! — заорал Петька. — Пошел отсюда!

— Катись! — поддержали его дружки, Палкин и Комков. — Тридцать рублей отдай сначала!

И я стоял в стороне и смотрел на игру. Вот Димка догнал Витьку Кошкина, а Витька помчался за Вовкой Сергеевым… Да кто же так бегает! Меня бы уж здесь никто не догнал, потому что бегаю я быстрее всех в классе. Но за мной ведь никто не погонится…

«Ну и пусть, — думал я. — Мне бы только дождаться следующего воскресенья, и тогда я обязательно раздобуду денег. Во что бы то ни стало!»

Но когда на другой день я подошел к школе, Петька уже ждал меня на школьном дворе и сразу протянул руку:

— Деньги!

Я молчал. А что я мог ответить? Денег у меня не было.

— Теперь не обижайся! — процедил сквозь зубы Петька.

После уроков я собрал учебники, вышел на улицу и медленно огляделся. Я давно приготовился и все-таки вздрогнул, увидев их. Они стояли в углу двора, под деревом: Черенков и еще кто-то. Издали не было видно.

Я повернулся и пошел к ним в угол, я не хотел, чтобы за мной гнались. Теперь я разглядел и второго. Это был Молотков из пятого «Г», известный на всю школу своими кулачными боями.

— Вот он, — сказал Черенков. — Проиграл тридцать рублей и не отдает!

— Избить надо, — устало вздохнул Молотков.

— Я тебя предупреждал! — злорадствовал Петька.

— Он тебя предупреждал? — спросил Молотков.

Я кивнул.

— Избить! — словно разрешив последние сомнения, сказал Молотков. На длинных, худых его руках свисали угловатые чернильные кулаки. Он медленно поднял один из них и сказал:

— Сейчас я тебе ка-а-ак…

— Не нужно, — прошептал я, — завтра я принесу…

— Врешь! — крикнул Петька. — Ты уже сто раз обещал!

— Быстрее, — поморщился Молотков. — Мне к двум часам у моста надо быть. Я должен там драться с Плиткиным из шестого «А»…

— А если не принесешь?

— Конечно, не принесет! — решительно произнес Молотков.

Я молчал.

— Он еще думает! — закричал Молотков. — Нет, ему обязательно нужно дать!

И все-таки я получил отсрочку — до завтра.

Весь день я думал, где мне найти деньги. А когда наступил вечер, я отыскал свой старый перочинный нож с четырьмя лезвиями и отправился к Мишке Карпухину.

— У тебя есть перочинный нож? — спросил я.

— Нет, — ответил Мишка. — А что?

— Да нет, ничего, — сказал я и протянул ему ножик. — Бери.

— Ну что ты! — замахал руками Мишка. — Зачем он мне нужен?

— Нужен, — сказал я. — Еще как нужен! Перочинный ножик всегда нужен! Бери… За тридцать рублей…

У Мишки глаза полезли на лоб.

— Да ты что! Он мне и даром не нужен!

— Это только кажется, что не нужен, — сказал я. — А на самом деле очень даже нужен. Ты еще не знаешь, что это за нож! Острый как бритва! Я без него как без рук. И никому не отдал бы. А тебе отдам. За двадцать рублей…

— Нет!

Домой я пришел поздно. Теперь я знал, что мне делать. Оставалось только одно.

В коридоре было тихо. С минуту я прислушивался, потом, осторожно ступая, подошел к вешалке, где висела куртка отца, и засунул руку в карман.

«Это ничего… — успокаивал я себя.

— Подумаешь, тридцать рублей… Вот попрошу у родителей в воскресенье тридцать рублей и положу их обратно…»

Я вытащил из кармана деньги и принялся лихорадочно отсчитывать: десять рублей, еще десять, еще… Пол за моей спиной скрипнул. Я оглянулся, и деньги посыпались на пол. В дверях стоял отец. Он шагнул ко мне…

— Нет, нет! Ты не думай! Я одолжить хотел…

— Так ты еще и лгун!

— Я не лгун! — закричал я. — Я проиграл Петьке Черенкову тридцать рублей! Играть нельзя! А я проиграл!.. Последний срок — завтра! И меня ни во что не принимают играть! И я не знаю, что мне делать! А в воскресенье, если ВЫ… ТО Я… Я…

Отец молча смотрел на меня.

Потом он поднял деньги с пола и протянул их мне.

Я заплакал.

Там, на улице, солнце. Упругий ветер весело раскачивает потемневшие от воды деревья, с крыши капает.

А в классе последний урок, самый длинный, самый трудный. На доске еще с первого урока полустертые слова: «Задание на дом: упр…» И когда смотришь на них, еще больше устаешь.

Старый парк, что против школы, почернел. Словно все ветви на деревьях покрылись черной листвой.

— Грачи прилетели…

Толик и Сашка смотрят в окно. Грачи прилетели недавно и теперь отдыхают все вместе, рассевшись на ветвях. И только один, самый большой грач сидит в стороне, на заборе, и важно разглядывает стаю.