у публичных домов Вены, где продавала себя Франческа, потом сам научился торговать ею. Троих, побогаче, прирезал. Авантюрист, не знавший ни родины, ни нации, в конце концов перебрался в Россию, попал на каторгу. Ждал на Соликамских рудниках побега каторжан-политических. Выдал их. Получил свободу, принял православие. Тридцатилетний, умный, бывалый, водил корабли в Японию, на Алеутские острова.

Тихий и скромный с сильнейшими, наглый и жестокий со слабыми, он был угоден своим хозяевам. Грабеж превосходил торговлю, бобровые шапки и воротники пахли кровью, но для разбойников туземцы не были людьми. Шкипер судна, на котором служил Лещинский, ставил спина к спине нескольких алеутов, стрелял в них из штуцера. Хотел испытать, «в котором человеке остановится пуля». Пуля застревала в четвертом. Вырывал глаза юношам, заглядывавшимся на его любовницу. За обедом распорол живот алеутке, съевшей приготовленный ему кусок китового мяса.

Лещинский смотрел, улыбался и ждал. Мерещился свой корабль, остров, могущество и власть.

Баранов прикончил хищников. Лещинский перешел к Баранову. Доверие правителя могло дать все. Могло, если бы не вернулся Павел. Неужели О’Кейль опять прозевает?..

Лещинский недолго стоял у борта. Свет на шхуне неожиданно исчез, вместо него появились сразу два огонька, быстро погасли. Помощник облегченно вздохнул, снова поднял фонарь, поводил им в воздухе, затем спокойно швырнул в море.

Всю ночь стучала помпа, сшивали парус. Несмотря на разбитый борт, воды в трюме оказалось немного, пробоина была у самой палубы. Груз тоже не пострадал. Связки бобровых шкур Лещинский отлично разместил при отплытии. Уцелели припасы.

Павел часто выходил на палубу, всматривался в непроглядную темень. Никаких признаков близкого рассвета! Тяжелые облака укрывали небо, спускались до самой воды. Погас и огонь на шхуне. Казалось, ночь будет тянуться всегда. Боцман уже не стонал, лежал с широко открытыми мутными глазами. Мигала свечка.

Когда наконец за кормой посветлело, Павел помог вытащить наверх холстину, достал подзорную трубу. Пока матросы возились у реи, юноша тревожно пытался разглядеть бухту. Но темнота еще не рассеялась, смутно проступали очертания корабля. Зато стало тише, шторм прекратился, не гудел ветер.

— Опустить лот! — негромко распорядился Павел и сам пересчитал узелки.

Глубина оказалась достаточной — двенадцать футов. Но течение было очень сильное. Натянутые якорные тросы торчали из воды, словно железные прутья. А как только окончательно рассвело, выяснилось, что бот почти чудом проскочил рифы, через которые теперь не пройти. Впереди и с боков высились острые, изъеденные прибоями камни. Судно находилось в ловушке, и только канаты двух якорей удерживали его от неминуемой гибели.

Лещинский побледнел, смахнул капли пота, выступившие на его круглом, желтоватом лбу. Холодная страшная смерть была совсем близка. Искренне перекрестившись, подошел к начальнику.

— Фортуна, Павел Савелович. Святое чудо!

Все еще не в силах справиться с дрожью, он повел плечами, плотно запахнул плащ.

Павел не ответил. В скудном пасмурном свете зари увидел медленно приближавшуюся шхуну. Теперь, пожалуй, все... Сопротивление безнадежно, у корсара втрое больше людей, пушки. На «Ростиславе» всего пять человек и каронада, сохранившаяся после шторма.

Команда тоже заметила судно. Люди оставили парус, молча стояли у мачты. Корабельный плотник, чернобородый горбун, то завязывал, то развязывал пояс, затянутый поверх меховой кацавейки, словно не знал, куда девать руки. Остальные держались спокойно.

Лещинский вдруг отвернулся, на мгновение опустил веки. Слишком блестели глаза. Затем подошел к Павлу и, не говоря ни слова, расстегнул кафтан, вырвал подол белой нижней рубахи, протянул лоскут.

Павел понял. И если до этой минуты он колебался — дерзкий порыв боролся с ответственностью за судно, за жизнь людей, с крохами надежды на милость пирата, — сейчас он окончательно решился. Стало легко и просто. Далеко отшвырнув лоскут, он спрыгнул с мостика на палубу, где сгрудилась команда.

— Господа матросы! — сказал он взволнованно и громко. — Благодарю вас всех от доброго сердца... Не мне и не правителю нашему вы все служили. И я сам... Наш флаг мы не опустим. Корсару потребен груз, судно топить он не будет. Подойти мешают ему каменья. Решайте, господа матросы!

Лещинский видел, как стоявшие у мачты зашевелились, корабельный плотник выскочил вперед, швырнул о палубу кушак, потом шапку, кинулся к уцелевшей пушке. Остальные побежали за мушкетами. Несколько связок бобровых шкур поместили вдоль борта, за ними можно было укрыться от пуль и осколков ядер. И вовремя. Подойдя к ближайшим рифам, шхуна открыла по «Ростиславу» огонь. Однако, как и предвидел Павел, корсар не стрелял ядрами: боялся потопить драгоценный груз. Палили из мушкетов и пищалей.

С бота не отвечали. Павел ждал, что пират спустит шлюпки, тогда можно будет бить наверняка. Возбуждение улеглось, люди были защищены тюками, спокойно ждали. Лежал с ружьем и Лещинский. Досада и злость обуревали его, но он крепился и даже помогал командиру заряжать приготовленные в запас мушкеты.

Стало совсем светло. Берег находился всего в нескольких кабельтовых, был хорошо виден. Песчаная полукруглая бухта, густой лес. Мир и покой стояли кругом, лишь возле самой земли, на бесчисленных подводных скалах гудел и бесновался прибой да не умолкая ревели буруны.

Сражение неожиданно затягивалось. Стихший под утро ветер снова окреп, увеличилась зыбь. Рваные облака нависли над самой бухтой, брызнули сухим колючим снегом. Шхуна вынуждена была отойти подальше от камней. Бросить якорь. На некоторое время там все затихло.

Павел повеселел, приказал матросам раздать сухари, по чарке рому. Чтобы скрыть горделивую радость по поводу своей проницательности, нарочно хмурился, помогал установить каронаду. Маленький бот превратился в крепость.

Однако передышка продолжалась недолго. Внезапно, когда команда «Ростислава» кончила свой немудреный обед, над бортом шхуны появились два клуба дыма, и чугунные осколки, свинец со свистом и скрежетом пронеслись по палубе бота, смели всю носовую часть укреплений. Матрос, сидевший у пушки, упал и больше не поднимался. Все лицо его превратилось в кровавую массу... Корсар бил картечью.

Следующий залп ранил плотника, очистил палубу от связок шкур. Осколком разбило в руках Павла мушкет. Еще один выстрел, а потом со шхуны спустили две шлюпки.

Сопротивление стало бессмысленным. Лодки, наполненные вооруженными людьми, уже подходили к суденышку с двух сторон. Через несколько минут пираты будут на палубе... Тогда Павел вытащил нож и пополз к брашпилю, чтобы обрубить канаты. «Ростислав» разобьется на камнях, но не достанется врагу.

Он не дополз. Высунувшись из люка, куда укрылся от залпов картечи, Лещинский выстрелил ему в спину. Павел вскинулся, уронил нож и медленно свалился за борт. Слышно было, как плеснуло море.

Глава восьмая

Чем больше в крепости разрасталась цинга, тем