Она знала, что должна чувствовать себя виноватой, бояться последствий своего поступка. Но это ее выбор. Ее ответственность. Она пришла к нему и предложила себя по собственной воле. Мир осудит ее без колебаний, но ее это не беспокоило. Пять лет она мечтала о нем, воображая невозможно счастливый конец ее кошмара: что однажды он придет за ней и попросит ее принадлежать ему. Что он будет любить и защищать ее. Половина сна была все же лучше, чем ничего. Он предложил ей защиту.

Она должна была уйти. Быстро. Скоро придет горничная убирать комнату. Если она задержится дольше, ее застанут, и заплатить придется очень дорого.

Макс дремал в раннем утреннем свете, и часть его наслаждалась неизмеримой радостью, но другая часть ощущала потерю. Что-то пропало бесследно. Каким-то образом он чувствовал неполноту. Со вздохом он повернулся и потянулся к… пустой постели. Внезапно он понял, что или, вернее, кто пропал бесследно. Где, черт возьми, она была? Он откинулся со стоном. Конечно, это же не его дом. Последнее, чего хотела бы Селина, — это чтобы ее поймали в его постели, даже если они сегодня уедут. Подумать только — она ведь может даже не знать, что они сегодня уедут! Он не помнил, упомянул ли об этом прошлой ночью.

Прошлой ночью… Заложив руки за голову, он лежал на спине и улыбался воспоминаниям. Она была именно такой, сладкой и отзывчивой, какой он ее себе представлял. Нет, она была еще слаще. Он никогда не знал женщины, способной так откликаться и дарить себя с таким безоглядным доверием.

Он подумал, что теперь знает, что именно было иначе. Женщины всегда дарили ему удовольствие, но никогда еще он не думал, что женщина отдает ему самое себя. Господи, он никогда не понимал, что женщина может отдать себя так полно. В этом никогда не было ничего больше простого обмена удовольствием. Но теперь… Чем раньше он поднимется и отправится обратно в Лондон, тем раньше сможет вновь заполучить Селину в свою постель.

И в свою жизнь. Теперь он знал, чего хочет. Он не мог вступить в брак. Он дал слово. Но все-таки он мог заботиться о Селине, как будто у него есть семья. Она будет принадлежать ему. И только ему. Вот в чем разница. Она принадлежала ему. Чтобы он защищал ее. Заботился о ней. И… любил?

Он откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Скоро придет Хардинг, так что… А это, дьявол побери, что такое?

Небольшое пятно в центре простыни темнело как обвинение. Он сидел на краю кровати и потрясение смотрел на него, пронизываемый волнами жара. Это не могло быть правдой. Но доказательство у него перед глазами заверяло его, что это было. Он ошеломленно стал вспоминать: да как вообще мог пропустить подобное?

«Ты не ожидал этого. Ты думал, что Фарингдон взял ее. А она, конечно, не сказала ничего».

Он взял ее в одно мгновение жгучей, неистовой жажды. Такой неистовой, что не осознал ее невинности. Этот крик впитал его поцелуй… Он поморщился. Думая, что она плакала от радости, от удовольствия, он вошел еще глубже, заявляя права на все, от чего ей пришлось отказаться. Он вздрогнул, сообразив, что она, вероятно, плакала от боли, что все удовольствия он дал ей позже, а в тот момент он мучил ее. И не остановился, чтобы облегчить ее боль. Он даже не понял.

Почему она не сказала ему? Он достаточно ясно дал понять свою уверенность, что Фарингдон лишил ее невинности. Она что же, думала, что он не тронет ее, если будет знать, что она девственница? Он сомневался, что до такой степени способен на бескорыстное рыцарство. Но, по крайней мере, мог бы пересилить себя и не брать ее более чем один раз — так он надеялся.

Его кулаки упали на смятую постель. Почему Фарингдон не взял ее? Что удерживало его?

Макс без колебаний отмел возможность бескорыстного рыцарства в случае Годфри. Он и в своем-то усомнился. А Годфри Фарингдон, вероятно, не смог бы даже сообразить, о чем речь. И было в высшей степени маловероятно, что его когда-либо могли привлечь к ответственности за изнасилование гувернантки детей. Она стала бы еще одной уволенной девушкой с погибшей репутацией.

Слабый щелчок открывшейся двери привел его в чувство. Он благоразумно натянул на себя покрывало. И прикрыл это предательское пятно.

Хардинг вошел и моргнул. Затем его глаза предупредительно потеряли выражение. Он старательно избегал смотреть на разоренную постель, на одежду его хозяина, раскиданную по полу, и, видимо, решил не обращать внимания на тот факт, что вышеупомянутый хозяин, по-видимому, спал голым.

— Доброе утро, милорд, — сказал Хардинг, с отсутствующим видом приводя в порядок рубашку хозяина. — Я надеюсь, вы хорошо спали… то есть получили удовольствие… — Его лицо слегка перекосилось. Он замолчал и стал еще старательнее складывать рубашку.

— Спасибо, Хардинг. — Макс решил оставить все как есть. — Можешь передать мне халат.

— Конечно, милорд.

— «Сэр»! — прорычал Макс. Он слишком много лет был «сэром» для Хардинга, чтобы сейчас вдруг что-то менять.

— Да, сэр, — сказал Хардинг. Он передал халат Максу и сообщил: — Я знаю, что вы хотели отправиться в восемь, сэр, но в свете полученной нынче информации я взял на себя смелость отложить до девяти. Полагаю, это даст вам немного больше времени, сэр.

Макс знал своего слугу слишком хорошо, чтобы трудиться выговаривать ему. Он только спросил:

— Какого дьявола?

— Ну, вы сказали вчера вечером о дочери полковника, что она мертва. Это не так.

— Что?

— Вот именно, сэр, — сказал Хардинг. — Я тут вроде как свое расследование провел. Среди служанок. Спрашивал насчет нее, понимаете. Подумал, что не помешает. Ну, они молчат, почти все молчат. Ни слова не говорят про мисс Скотт. Кроме одной из служанок, Сьюки, и то она получила затрещину за то, что сболтнула лишнего. Но прошлым вечером я сумел застать ее одну после того, как прочие спать легли. Хотел узнать, что произошло с той девочкой. В конце концов, она сказала мне правду. Мисс Скотт не умерла, но они обращаются с ней как с собакой…

Хардинг продолжал, но Макс больше ничего не слышал. Знание и понимание взорвались в нем одновременно, и в то же мгновение вспыхнула ярость. Теперь он знал, почему Фарингдон не решился бы изнасиловать «Селину» и почему она не сказала ему, что была девственницей.

Он проглотил приманку, крючок, леску и грузило в несколько фунтов. Попался на старый трюк, который известен всем женщинам.

Он сосредоточил свое внимание на том, что продолжал говорить Хардинг.

— Так она здесь, в доме, сэр. Надо ли мне…

— Не волнуйся, Хардинг, — проскрежетал Макс. — Я точно знаю, где найти мисс Верити Скотт. А сейчас пойди на конюшню и скажи, чтобы мой экипаж приготовили немедленно. — Он отыскал кошелек с деньгами. — Возьми это. Закажи себе место в почтовом дилижансе. К сожалению, Хардинг, трое — это уже толпа. Мне много чего требуется сказать мисс Верити Скотт!

Хардинг громко сглотнул, беря деньги.

— Да, сэр. Будет ли что-нибудь еще, сэр?