К тому времени, когда поздним вечером того же дня экипаж Макса достиг Хайгейт-Хилл и внизу показались лондонские предместья, он давно смирился с тем, что свалял совершенного и полного дурака. Он получил удовольствие. Теперь должен был нести ответственность за последствия. Брак.

Его невеста молча сидела рядом с ним. Он не слышал от нее ни слова со времени обеда, кроме тихого отказа, когда он предложил ей сэндвичи у Гринмэна в Барнете, где они последний раз переменили лошадей.

Верити ничего не сказала, когда пошел дождь и Макс аккуратнее подоткнул ее оборванный старый плащ, просто кивнула, принимая его действия. Очевидно, у нее не было даже капора. Она сидела рядом с ним в полном молчании, и ее темные кудри выглядели все более и более неряшливо.

Разве большинство женщин не болтушки? Разве любая нормальная женщина не попыталась бы успокоить его ярость и обернуть его вокруг своего маленького пальчика? Но очевидно, не мисс Верити Скотт. Она дала волю своей хандре и по большей части разглядывала ландшафт, по-видимому находя его привлекательным.

— Еще очень далеко, милорд?

Тихий усталый голос застал его врасплох. Он взглянул на нее, но она смотрела прямо перед собой, и ее лицо скрывал ворох растрепанных волос.

— Ах, так вы все-таки умеете разговаривать, не так ли? — Он не мог справиться с сарказмом в голосе.

Верити снова отвернулась.

— Я не думала, что могу сказать что-нибудь такое, что вы готовы выслушать, милорд. Еще далеко? — Голос звучал странно, слегка напряженно.

Макс пожал плечами:

— Еще час или около того.

Какое-то движение рядом с ним привлекло его внимание. Мисс Скотт притворилась, что вытирает глаза. Замечательно! Теперь она собирается расплакаться перед ним. Он цинично ожидал неизбежных всхлипов и рыданий. А их все не было. С проклятием он остановил экипаж. Некоторые вещи, вероятно, лучше прояснить прямо сейчас. Например, то, что им нельзя манипулировать при помощи нескольких лживых слезинок. Такого он навидался за свою жизнь вполне достаточно, спасибо. Схватив Верити за плечи, он рывком развернул ее к себе лицом. И замер, когда она так же рывком отвернулась. Он видел достаточно.

Глаза у нее были красные и опухшие, щеки заливали слезы. Он даже разглядел отметины на нижней губе, где она прикусила ее зубами. Все, что он собирался сказать ей, улетучилось, столкнувшись с одним болезненным вопросом: как долго она сидела рядом с ним, беззвучно плача? Он даже не знал, что женщина может плакать молча. Как она намеревалась манипулировать им, если он ее не слышал?

Весь его гнев обратился в смятение при виде отчаявшихся, покрасневших глаз.

Она отшатнулась от него. Снова.

Не говоря ни слова, он взмахнул вожжами и послал лошадей вскачь. Больше всего в этот момент его возмущало то, что Верити Скотт заставила его чувствовать себя самым низким из негодяев.

Первый раз, подъезжая к Лондону, Макс радовался тому, что его тетя Альмерия находилась у себя в резиденции. Обычно его могло заманить на ее порог лишь недвусмысленное приказание тети. В этот вечер он приближался к ее дому на Гросвенор-сквер совершенно добровольно.

Верити не шевелилась. Последние полчаса она спала на его плече. Ему показалось, что, когда девушка наконец привалилась к нему, она даже не поняла этого. Он ощущал ее прикосновение своим телом — как тогда ночью, когда она лежала в его объятиях…

Она обманула тебя. Заманила тебя в капкан. Вся ее сладость — не больше, чем мед для приманивания жертвы.

Наслаждаться этой сладостью без опаски можно только в том случае, если он запомнит, что ей нельзя доверять. Никогда. Нужно помнить, что все это было игрой и, будь у нее шанс, она бы манипулировала им.

Двадцать минут спустя он оставил свою потрясенную тетю и сонную невесту. Садясь в экипаж, он признал, что мог бы справиться с ситуацией более тактично. Уложить спящую девушку на диван в гостиной, объявить, что это его нареченная невеста и что он вернется, как только получит специальное разрешение, а тем временем пусть Альмерия окажет любезность и снабдит ее подобающим гардеробом за свой счет — возможно, это был не самый осмотрительный способ представить Верити своей тете.

Но у него не было времени, чтобы тратить его на реверансы перед Альмерией. Его брак ее не касался. Зато его брат имел полное право узнать о нем прежде, чем Альмерия распространит эту новость по всему городу. Он сделал знак лакею отойти от лошадей, когда в дверях появилась элегантно одетая женская фигура.

— Макс! — пронзительно окликнула она.

Делая вид, что не расслышал, Макс подстегнул усталых лошадей и погнал их по улице крупной рысью.

Он ожесточил свое сердце. Верити поймала его. И, поступив так, вынудила нарушить обещание. Несколько обещаний. Одно, данное брату, другое — матери и третье — самому себе.

Его челюсти сжались сильнее. Насколько он понимал, только одним способом можно было спасти хоть что-то из обещаний, которые оказались на грани краха. И проводить слишком много времени со своей невестой означает попросту напоминать себе, сколь многого он не может себе позволить.

Макс вошел в библиотеку и вздрогнул, когда Ричард поднял голову, явно удивленный.

— Ну наконец-то! Чем это ты так долго развлекался у Фарингдонов? Я думал, ты гораздо раньше вернешься.

Макс виновато наблюдал, как Ричард выбрался из кресла и, прихрамывая, подошел к боковому столику. Полчаса. Полчаса прошло между рождением братьев, и в этом состояла разница между ними. И помочь тут нечем.

— Кое-что произошло, — сказал он. — Здесь все в порядке?

— А что здесь может быть не в порядке? — спросил Ричард, наливая в бокал бренди. — Ты хорошо себя чувствуешь, Макс? Ты выглядишь странно. Бренди?

Макс подергал галстук, вдруг ставший отвратительно тугим.

— Да. Да, пожалуйста. — Он подошел и взял у Ричарда бокал. — Как… твоя нога?

Брат уставился на него:

— Моя нога?

— Да. Твоя нога. Левая. Та, которую…

— С какой стати ты вдруг заводишь этот разговор? — Ричард отпил из своего бокала. — Все так же. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — солгал Макс.

Вернувшись, прихрамывая, к креслу, Ричард осторожно опустился в него.

— А выглядишь скверно. Что такое случилось, что выбило тебя из седла? Мисс Селия применила новый способ охоты на мужа и облила тебя желчью? Не говори мне, что ты сделал предложение этой крошке.

Дрожь искреннего отвращения сотрясла Макса.

— Нет. Все не настолько плохо.

Он подошел к окну и уставился на улицу. Брак с Верити будет не столь удручающим, как брак с Селией Фарингдон. Или он ошибается?

Дверь открылась, и в комнату вошел дворецкий Клипстон: