Я повернулся и вышел.

Мы позавтракали вместе, молча, в гробовой тишине. Я не задавал вопросов, а Женя не утруждала себя даже произнесением слова «спасибо». Я сделал для нее два бутерброда с маслом и красной рыбой (семга, отличного качества, только вчера купленная), но она не стала их есть – представляете? Только понюхала, фыркнула едва слышно, по-хозяйски подошла к холодильнику, достала недогрызенную ей же шоколадку и съела ее – медленно, отламывая по кусочку длинными пальчиками, каждый из которых мне мучительно хотелось поцеловать. Потом я заявил, что ухожу на работу, и вернусь после шести, и оставил ей ключи. Пытался оставить денег, но она посмотрела на меня так, что я почувствовал себя полным кретином.

Пришел я на работу в пресквернейшем расположении духа. Хотел было даже наорать на медсестру, забывшую подготовить больного Семецкого к ректороманоскопии (обследование прямой кишки, перед ним положено несколько основательных клизм), но сдержался. Не могу сказать, что у меня стальные нервы, просто привык держать все в себе, не выплескивать на окружающих. Весьма распространенный психологический тип среди людей моего круга – полостных хирургов. Проведение жизни среди дерьма и разверстых кишок не способствует хорошему настроению, но спастись можно: нужно быть спокойным, вежливым, не психовать и относиться к людям как можно добрее. Перед вашими глазами сразу предстает образ, соответствующий установкам добродетельного христианина. Существует расхожее мнение, что люди, избывающие жизненный негатив внутри себя, растворяющие его внутри души, как фекалии в биотуалете, долго не живут, потому что сгорают, хватают инфаркт или инсульт и благополучно отправляются к праотцам в практически юном – скажем, пятидесятилетнем возрасте. А я думаю, все наоборот. На самом деле психопаты и истерические личности, с наслаждением отравляющие жизнь окружающим (и больше всего тем, кто от них зависит), живут недолго и некачественно. Непрерывные страдания и муки, в коих они проводят свое время, изнашивают их до срока. И на смертном одре вспомнить им нечего, кроме борьбы себя, любимого и несчастного, против остального мира, заселенного исключительно негодяями, подлецами и завистниками. Борьбы, не увенчавшейся успехом…

Однако, рабочий день прошел неплохо. Обход больных, всего лишь три операции, затем пять консультаций, одна из которых – осмотр жены владельца сети мебельных салонов, страдающей камнями в желчном пузыре – принесла мне желанную сотню баксов. Я отошел душой, подобрел и даже размяк. К тому же было на что кутить.

Почему я купил Жене именно лилии? Черт знает. Именно черт – все вопросы к нему.

Подвернулись они под руку – огромные, вычурные, голландские, белые с розовыми прожилочками, я и купил. Как они пахнут, я понятия не имел, но смотрелись здорово. К тому же продавщица уверяла, что стоять будут неделю, даже по жаре, а если каждый день обрезать стебли и добавлять в воду чуток аспирина и сахара, то и две недели.

Ну просто реанимация, скажу я вам, прямое сходство: оживление умирающего при помощи разнообразных растворов. Из-за этого я терпеть не могу покупать цветы, жалко мне их. Но Жене купил, нужно же было хоть что-то с Женей делать. Девушки – романтически устроенные существа, цветы действуют на них тонизирующе и приводят в хорошее настроение.

Я пришел к двери своей квартиры и позвонил. Пусть, думаю, Женя откроет мне сама. Пусть начинает чувствовать себя хозяйкой дома хотя бы в малой степени. Привыкает пусть.

Она долго возилась с ключом, наконец справилась, открыла и увидела меня – с вертикально поднятым огромным букетом цветов. Меня, сияющего, затарившегося на все жалкие сто баксов, что сегодня подарили. Идиот ты, Дима, скажете вы, и будете правы. Увы, влюбленные с катастрофической скоростью утрачивают мозговые функции. А влюблен я в тот вечер был на всю голову и на все сердце, не говоря уж об остальных частях тела.

– Это что? – сипло спросила Женя.

Показалось, что у нее перехватило дыхание, она даже рефлекторно приложила руку к горлу.

– Это тебе, – сказал я и протянул букет вперед. Аристократичные лепестки колыхнулись разом и дотронулись до носа девушки.

Она не ожидала от меня такого, не успела убежать, растерялась, я сделал свое дело слишком быстро. Бедная Женя не успела даже отвернуться, поэтому ее вырвало прямо на букет.

Замечательно, правда? Вы дарите красивой девушке цветы, а она на них блюет. Совершенно улетная сцена для какого-нибудь авангардного фильма. Если кто-то заинтересуется, прошу обращаться ко мне за авторскими правами. Успех у продвинутых критиков гарантирован.

Я опешил. Да, Женя – оригинальная девушка, в этом я уже убедился, но не настолько же… Это переходит некоторые границы, согласитесь. Так я и стоял, продолжая опешивать, то есть в полном мозговом ступоре, с облеванным букетом голландских цветочков в руках. А Женя резко повернулась и убежала в туалет.

Что мне было делать? Я пожал плечами и пошел к мусоропроводу. Букет никак не хотел влезать в это… не знаю, как называется коробка, которая там присобачена. Пришлось ломать стебли, вминать цветы внутрь руками. Скинулось в бетонную трубу только с третьего раза, при этом я весь перемазался в рвоте. Замечательно, просто обалдеть можно.

Такие дела.

А дальше я иду в квартиру. Сразу в ванную – отмывать руки. Ванная и туалет у меня раздельные, поэтому я мою руки и слышу, как тошнит Женю в соседнем помещении. Потом возвращаюсь в прихожую, забираю кульки с купленной едой, аккуратно положенные на лестничную площадку перед тем, как вручать букет, запираю дверь, устало вытираю пот со лба, смотрю на себя, усталого, в зеркало, качаю головой и не верю, что это происходит со мной.

Потом стучу в дверь туалета.

– Женечка, как ты там?

– Извини, Дим. Извини, пожалуйста…

Совсем не то, что я хочу слышать. Это я виноват перед ней, жутко виноват. Не знаю почему, но чувствую это всеми потрохами.

– Женька, открой.

– Подожди…

– Жень, что с тобой, солнышко? Ненормальная реакция на цветы?

– Подожди. Ой…

Снова неприятные звуки. Ей плохо, и я ничего не могу для нее сделать. Проще было, когда она была без сознания: тогда я делал то, что нужно, а она не могла этому сопротивляться.

– Жень, выходи.

– А ты… Ты убрал это ?

Слабый голосочек с той стороны туалетной двери. Слабый, но вполне достаточный, чтобы уловить в слове «это» неподдельное отвращение и даже ужас.

– Выкинул в мусоропровод. И руки помыл. Честно. Выходи.

Через минуту молчания щелкает замок, дверь открывается, и в образовавшемся просвете появляется осторожная несчастная рожица. Она смотрит на меня, убеждается, что в руках моих нет омерзительного букета, распахивает дверь и мышкой шмыгает в ванную.

– Дай мне полотенце, – голос оттуда.

Беру с полки чистое полотенце, иду к ванной, медленно открываю дверь, вижу голую, не прикрытую занавеской, стоящую в ванне ко мне спиной Женю, яростно, до красных полос на коже трущую себя моей мочалкой.