Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 9. Жертва
Алайни
“Алайни!” – жалостный зов испуганной юной вампирши остановил стремительный бег Воина Сумрачных Гор.
Слегка щурясь, парень осмотрел подсвеченные сверху желтыми лучами древесные кроны, сомкнувшие над ним объятия ветвей и укрывавшие его тенистым пологом.
“Алайни, где ты? Откликнись”, – зов повторился слабее.
Мысли девушки разбивала вибрация страха.
“Он не придет, – чужой голос пронзил объединявшее их пространство, голос Рилмана. – Ты не нужна ему”.
Алайни сложил уши и прижал подбородок к груди, но ему не удалось перестать их слышать и чувствовать.
Опустившаяся на четвереньки Миалайя пружинисто припала к земле, не спуская глаз с Рилмана. Он считался ее покровителем, заботился о ней, и все же девушке было трудно его полюбить. Рилман был сильным бесстрашным охотником. Но рядом с ним юная вампирша скучала, а с Алайни, любившим рассказывать ей долгие увлекательные истории о милостивых властителях и коварных тиранах, о выдающихся литераторах и отважных полководцах, о мудрых волшебниках и звонкоголосых менестрелях, о благородных рыцарях и капризных принцессах, она могла бы проводить дни напролет без сна – все слушать его убаюкивающий голос, и не засыпать, а представлять до усталости воображения чарующие пейзажи, драматичные сцены…
Немного помедлив, Рилман спрыгнул на лужайку и, очутившись перед оскаленной мордашкой Миалайи, предусмотрительно уклонился вбок. Ему надоело зализывать раны.
“Стань моей. Я позабочусь о тебе лучше, чем похититель скота. Со мной ты никогда не будешь страдать от голода”, – светловолосый вампир вытянулся на животе, демонстрируя мирное расположение духа.
“Алайни”, – девушка отползла к раскидистому дереву, надеясь укрыться в его ветвях.
“Он слышит тебя, но не ответит, – лежащий неподвижно Рилман уперся подбородком в сложенные руки. – Я чувствую его, и ты его чувствуешь. Ты знаешь, что он тебя бросил”.
Миалайя растерянно повела ушами. Ее пронизывала скорбь Воина Сумрачных Гор. Она понимала, что Алайни навсегда покинул охотничьи угодья родного племени, но еще не теряла надежды, что он позовет ее с собой.
Алайни не ответил, не позвал ее в дальнее странствие.
Миалайя огорченно потупила взгляд. Рилман прыгнул на нее как на добычу, сдавил в объятиях, из которых не выбирался живым ни один лесной зверь, и перевернул на спину. Взвизгнув, Миалайя щелкнула зубами, пытаясь укусить. Ее клыки наткнулись на зубы Рилмана. Давление сцепленных челюстей причинило обоим вампирам сильную боль, и они высвободили зубы.
– У тебя больше нет выбора, – Рилман со свистом втянул капающую изо рта слюну, надежно удерживая под собой Миалайю. – Ты будешь принадлежать мне.
– Да, мой повелитель, – сияние фиалковых глаз Миалайи померкло.
Девушка расслабила напряженные руки и откинула голову на кочку травы.
Перестав сдерживать ее движения, Рилман осторожно лизнул ее шею и прикусил кончик уха, готовый отразить внезапную атаку. Молодая вампирша лежала смирно, но ее частое прерывистое дыхание не позволяло ему ослабить бдительность. После короткого любования своей долгожданной жертвой, Рилман помял ее верхнюю губу своими губами и вновь отпрянул, позволяя ей убедиться в его безопасности. Миалайя робко взглянула на него, убедив себя подчиниться. Рилман ответил спокойной улыбкой, не показывая клыков. Он наклонился к девушке, вдавил свой жесткий нос с полустертыми осязательными волосками в ее бархатный носик. Потершись носами, они вновь посмотрели друг на друга – теперь с обоюдной надеждой на мир и взаимопонимание.
– Я – твоя на всю жизнь, – Миалайя лизнула подбородок Рилмана.
Стягивая с себя кожаные штаны, Рилман снова потерся носом о кончик носа девушки, и Алайни перестал их чувствовать. Связующая ниточка порвалась навсегда.
Так будет лучше для нее. Миалайя должна жить там, где ее дети будут под общей защитой. А его ждет долгий опасный путь. Ступая по наемничьему следу, он отыщет правду об исчезновении своих родителей и воздаст виновным по заслугам.
Алайни все сильнее верил, что трагедия его семьи не была роковой случайностью. Вспоминая скрывавшегося в горах сородича в пятнистой одежде, он пытался вычислить его убежище, думал о том, где искать его пахнущие резиной следы, и старался не тосковать по Миалайе. Втянуть девушку в рискованное путешествие значило ее обречь на смерть от наемничьих пуль или клыков лесных хищников. Если он останется в живых после отмщения, то однажды в далеких землях выберет для себя охотничьи угодья, пригодные для благополучной жизни его детей и внуков, и встретит там будущую жену. С Сумрачными Горами его больше не связывает ничего, кроме воспоминаний, которые он уносит с собой.
С плоского на вершине огромного камня, выраставшего из покрытого низкорослым лесом горного склона, Алайни осмотрел зеленую пойму медленной глубоководной реки. Обычно с утра на водопой приходило много животных. Пока лишь взлеты и приземления крупных птиц, занятых ловлей рыбы и лягушек, мелькали быстрыми пятнами на зелено-голубом фоне. Их резкие хриплые крики разбивали мерный листвяной шепот.
Последней добычей Алайни была злополучная Конопушка. Он еще не охотился после того, как ведьма-волчица изобразила на его руке позорный кошачий хвост. Свежую татуировку он стыдливо обматывал кожаной повязкой, и боролся с подозрениями, что заколдованный рисунок все больше влияет на его жизнь.
После сомнительного заговора Алайни перестал чувствовать усталость, голод, жажду. Ему приходилось напоминать себе, что после долгой пробежки надо попить воды из ближайшего ручья, что раз в день надо немного поспать. Вернее, попытаться вздремнуть. Глубокий полноценный сон был им потерян, казалось, безвозвратно. Взамен он приобрел воспоминания о детстве, расплывчатые и отрывочные. Он четко вспоминал природу, лесную живность, но лица вампиров своей стаи он видел будто сквозь мокрое от дождя оконное стекло. Ему не удавалось пристально разглядеть родителей. Алайни задавался вопросом: а нужно ли ему вспоминать прошлое? Неспроста его разум выкинул из памяти счастливые картинки после загадочной трагедии. Вампиры помнят себя с рождения, но его память однажды разделилась надвое – одна часть была убрана в наглухо запечатанный архив, а доступ к более поздней части остался свободным.
Камень над рекой был последним местом, с которым пришел проститься Алайни. Метки его отца давно смылись весенними потоками с желтовато-серого гранита. Гномы говорят, что память камней лучше и надежнее памяти создания из плоти и крови. Должно быть, камень прекрасно помнил тепло тела властелина Сумрачных Гор, колебания воздуха и земли от его мощного визга. Когда-то,