Павел чувствовал, что голос отдаляется, уходит в сторону, как будто поднимается куда-то… Или это Павел летит вниз? Как на гигантских качелях двигалась комната, пульсировал унылый голос без признаков пола и возраста, пульсировал свет в шарике.

Смешались параметры пространства, утрачивалось чувство реальности. Павел уже допускал, что и правда что-нибудь увидит.

Ирина вдруг охнула рядом, и Пашка рывком, мгновенно вдруг включился в реальность. Исчезло ощущение гигантских качелей, смещения параметров пространства, пульсации света и звука. Читтанья-видал монотонно бормотал что-то, поворачивая стеклянный шарик, улавливая им лучик света из глаза статуэтки Будды. Вот Ирина странно напряглась, вытянулась, вцепившись в ручки кресла. Ее подавшаяся вперед, устремленная к шарику фигурка отражала одновременно отсутствие воли, врученной чему-то вне ее, и судорожный порыв, движение куда-то. Павла буквально испугала эта вытянувшаяся вперед и вверх, напряженная, как струна, девочка, выпученные глаза, дрожащие губы. Что-то надо было срочно делать. Пожалуй, вот…

Правая рука сама нашла что-то удобное, тяжелое — кажется, металлический штырь с круглой увесистой блямбой на одном из концов.

Павел встал из кресла, изо всех сил метнул дрянь в статуэтку Будды. Словно ветром смело статуэтку, загрохотало; погасли лучики, а с ними и то, что сверкало в руках Читтанья-видала. Быстро сделав шага два назад, Павел опять протянул руку… Ну конечно, выключатель находился примерно там, где он и должен быть. Вспыхнул свет, стали видны все неприглядные детали этой захламленной, грязной комнаты, и самой неприглядной из деталей был, пожалуй, Читанья-видал с дурацки перекошенным лицом, злыми недовольными глазами.

— Старинная! Из Тибета! — взвизгнул он, указывая на статуэтку. — Творение великих мастеров из монастыря Гомбо!

— «Made in Hong Kong»? — осведомился Павел, и как видно, не слишком ошибся, потому что Читтанья-видал тут же заткнулся. Щурясь от яркого света, маг и волшебник старательно оглядывал комнату.

— А! Ты выплюнул напиток! — неприятно усмехнулся маг с самым проницательным видом.

— Что, гипнозом кое-как овладели? — Павел усмехнулся почти так же противно. — И почем фунт говна у народа?

И много чего еще мог бы с полным основание сказать Павел черному магу и волшебнику с тибетским именем и набором древних буддийских предметов прямиком из Гонконга… Мог бы, да не так просто мальчику в семнадцать лет спорить и тягаться с дядькой старше его собственного папы. И только зрелище постепенно приходящей в себя, трущей лицо руками Ирки вернуло Павла в состояние некоторого боевого безумия.

— А ну пошли отсюда! У них тут как у людей просишь, а они… «золотой лотос», «золотой лотос»!..

Ирка уставила на Павла потемневшие провалы глаз, прижала одну руку к животу. Что-то у нее было не так.

— Пошли! — уже схватив Ирку за руку, почти что доведя ее до двери, Павел обернулся на меленький, какой-то особенно паскудный смех.

— Так и не узнаешь… так ты и не узнаешь великой тайны… Так и не постигнешь, что такое «золотой лотос»! Или дурак, или материалист!

Как уже было сказано, Павел был наивен ровно в той степени, в которой инфантилен и наивен всякий нормальный, благополучный мальчик его лет, выросший в доброй семье с заботливой бабушкой и воспитавшим его папой. Но даже он без труда понял, как растерян, как неуверен в себе этот, вроде бы взрослый человек, с каким трудом вымучивает он из себя свой паскудный смешок, и как на самом деле ему сейчас страшно и одиноко. И Павел бросил только слово, служившее для его папы крайне редким и страшным ругательством:

— Неудачник!

Да и не было времени драться со взрослым дураком, надо было оттащить подальше Ирку. В кухне продолжали варить гадость, из глубин квартиры раздался знакомый грохот: Интеллюша опять заснул, стоя на голове. Гнездо магов жило своей жизнью.

От свежего воздуха, быстрого движения, от заката и воды, купленной Павлом на углу (какое-то американское дерьмо типа «Пепси-колы», да хоть холодное) Ирина приходила в себя. И румянец появился на щеках, и взгляд становился осмысленней.

— Паш… Знаешь, я там раньше бывала, и ничего…

— Тебя и раньше этот идиот за жопу лапал?!

— Ой, Пашка, не ревнуй, он же старенький. Наверно, он хотел как лучше…

— Ну да, и опоил нас этой дрянью… На что это хоть похоже?

— Трудно сказать… Примерно как подушкой по голове, только подушка весом с тонну. Я вот и сейчас сопротивляться не могу. Буду делать почти все, что ты захочешь.

— А был бы на моем месте он, ты бы все по его делала?!

— Паша, не шуми… Я же не виновата, это все зелье.

— А зачем пила?!

— Ну ты же видел…

— Да ничего я не видел! Вечер впустую потратили, так ничего не узнали… Ира, они как, всегда такие сумасшедшие?

— Ну вот, сразу и сумасшедшие… Они интересные. Понимаешь, они не как все. И между прочим, про «золотой лотос» они знают. Что, многие люди про это думают, да?!

— Ладно, ссориться не будем. Но хоть убей, а больше я к буддистам не пойду.

— Паш, честное слово, в прошлые разы лучше было… Рассказывали они, песни пели… Интересно было, здорово.

— Ну да, и вокруг плитки за тобой дядьки помоложе гонялись.

— Павел, давай теперь ты за мной погонишься, а? Только бы ты мог думать о чем-то другом, и больше бы не поминал.

— Не сердись… не буду поминать. Но и к буддистам больше — ни ногой. Лучше уж пойду спрошу, можно ли такой шар сделать.

— Ой, а у кого будешь спрашивать?!

— Да есть один человек… Я к нему ходил на моделирование.

Проводив Ирину, Паша Андреев позвонил папе и поговорил с ним насчет буддистов, «золотых лотосов», таинственных пещер и шаров, исполняющих желание. Над похождениями Павла у буддистов папа чрезвычайно веселился, про «золотые лотосы» сказал слова, которые не полагалось знать бабушке и маленьким сестренкам Павла, про пещеры и шары он сказал: «Гм…». С точки зрения папы, в Сибири могло оказаться правдой абсолютно все, что угодно. Но и самые правдоподобные истории, опять же, могли оказаться враньем. Мысль — посмотреть, нельзя ли сделать самому такой шар, папе была наиболее симпатична. Павлу тоже.

Назавтра был Краевой слет юных техников, и в фойе Дома юного творителя стояли как минимум пять шаров, в точности соответствовавших описаниям. То есть свет они не излучали и желаний, на первый взгляд, не исполняли, но это были ярко блестящие шары размером с голову и все с мудреными названиями. Два из них имели даже какое-то отношение к космосу и сверкали особенно ярко.

Еще ярче сверкала покрытая потом круглая, как шар, морда главного деятеля всего карского образования Даздрапермы Степановны Антипонькиной. Имя главного деятеля заставляло обычно шарахаться, но расшифровывалось проще, чем казалось, и относительно мирно: «Да здравствует Первое мая», всего-то навсего.