Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так среди кущ
бредут черницы,
держась во мраке
за черный канат,
ибо ты темнее криницы.
По коридорам
твоей крови напором к твоему сердцу
в бесшумную дверцу,
где страданья и воспоминанья,
туда, где конец и начало,
проникнет плющ без помех,
ибо сердце твое отзвучало
и открыто для всех.
Но этот венок тяжел
лишь там, где свет,
лишь среди живых, у меня,
но весов нет
близ твоих сел,
где тебе подарить мой венок я смею.
Стала земля, равновесье примет,
твоею.
Здесь он отягощен моим взором
и каждым коридором,
где мой взгляд
и страхи подряд
его тяготят.
Возьми его себе, он твой,
он совсем готов.
Возьми его,
успокой меня. Он гость в моей судьбе.
Я почти стыжусь его.
А тебе не страшно, Гретель?
Ты больше не можешь ходить?
Не можешь в комнате погодить?
Дитя мое, ты без ног?
Там, где все вместе, останешься ты,
а завтра, когда опадут листы,
тебе принесут венок.
Тебе принесут его, подожди,
венок, что тебе я сплел;
пускай идут ледяные дожди
и цветам не дождаться пчел;
но ты получишь их, ты права;
цветы заслужила ты,
дитя мое, пусть природа мертва
и все поблекли цветы.
Не бойся! Пускай отцвел твой дол
в пустынной сумрачной мгле,
пусть мир, без цветов завывающий, гол,
ты все равно не узнаешь, кто сплел
тебе венок на земле.
Теперь ты узнала, что истекло
и чем нас прельщала мгла;
тебе все равно, что тебя влекло.
Иное ты обрела.
Мала ты была еще вчера,
теперь тебе разрастись пора,
ты лес, где листва и где голоса.
Смерть — не насилие, смерть — игра;
твоя смерть была стара,
когда жизнь твоя началась.
Смерть за тебя взялась,
иначе бы смерть от тебя отстала.
.
Смерть витала вокруг меня
или ветер ночной?
Испытала она меня,
и я один с нею одной.
Рука моя не дрожит.
…Я сплел его, я превозмог;
плющ мне вечером повиновался.
Пусть в черном блеске я одинок,
в моих венах кружит
сила моя, венок.
Эпилог
Смерть в нас растет,
владея нами
уже сейчас;
когда смеемся мы временами,
не знаем сами,
кто плачет в нас.
Новые стихотворения
1907
Ранний Аполлон
Как рассветает между оголенных
пока еще ветвей, хотя во мгле
уже весна, так вспышки отдаленных
стихов сияют на его челе,
для нас почти смертельная отрада;
нет ни единой тени на виду,
и на висках пока еще прохлада
для лавров; розы вырастут в саду
его бровей, чтобы потом летали
все лепестки, и каждый лепесток,
когда бы губы ни затрепетали,
недвижные сейчас, еще не зная,
что значит песня, та или иная,
для них, заулыбавшихся, глоток.
Девичья жалоба
В детстве я всегда мечтала,
быть одна предпочитала,
от подружек далека;
так, одна во всей округе,
жизнь я выбрала в подруги,
приручая на досуге
то картинку, то зверька.
И, не склонная к щедротам,
жизнь казалась мне оплотом,
втайне разве что летя.
Что могло мне быть помехой?
Я была себе утехой,
как любимое дитя.
Вдруг причислена к бездомным,
одиночеством огромным,
как мне быть, не знаю, впредь.
Грудь моя уже холмится,
и душа взлететь стремится
или лучше умереть.
Песнь любви
Души твоей как избежать мне, как
с ней не соприкоснуться, как над ней
подняться мне к вещам, когда едины
друг с другом вещи? Скрыться ли во мрак
нетронутый, где тишина чужбины,
и не вибрировать, когда слышней
твои трепещут смутные глубины.
Но все, что нас касается, — смычок,
который нашу разность превозмог,
и мы звучим, как две струны звучат.
Но на какой мы скрипке? Кто скрипач?
Неразрешимейшая из задач!
Сладчайший лад!
Эранна к Сафо
Дикий твой порыв — копье метнуть.
Я, копье, не виновата
в том, что песнь твоя меня куда-то
занесла. Обратный тщетен путь.
Родина моя — утрата.
Дома, на девичьей половине
сестры ткут, вернуть меня желая;
вдалеке в печали на чужбине
трепещу я, как мольба немая,
предана красавице-богине,
чей не минет миф, со мной пылая.
Сафо — Эранне
Уподобишь ты меня врагине,
но тебя, копье, оплел мой хмель;
я твоя могила, но, кончине
вопреки, метну тебя, как в цель,
в даль, к родным вещам, к первопричине.
Сафо — Алкею
Фрагмент
Кажешься ты мне чужим и странным,
Женщину во мне ты обнаружь!
Что ж молчишь ты перед несказанным
и стоишь, глаза потупив? Муж
истый! Вещи, скрытые словами, —
неприкосновенный наш запас,
как и наша девственность меж вами
уязвимо сладостна для вас,
как и мы, причастные к усладам,
склонны перед богом затихать;
Митилены яблоневым садом
я сочту, чтобы благоухать
нам в ночи, где зреют наши груди;
почему же только эту грудь,
эту гроздь, отверг ты ради пира
прелести, не смея посягнуть