поворачивается? Я тоже думала, что руководству неудобно объявлять на весь мир, что советская система и после 1956 г., после откровенного признания в политических ошибках, двадцать шесть лет существует на репрессиях, и что действие Инструкции спустят на тормозах постепенно при помощи каких-нибудь отдельных постановлений вроде «Приведения в соответствие»… Но этого не произошло. Государство по-прежнему заинтересовано в существовании репрессивного аппарата. И вот Вам доказательство.

1987 г. Меня взяли опять…»

(Продолжение анонимного письма женщины).

Противостояние

Конечно, я могу понять человека, который не на словах пытается делать дело. Пока идут разговоры, а дела нет, легко быть справедливым. Решительным, принципиальным, учитывать все «за» и «против», принимать верные, сбалансированные решения авансом. Но как только начинается дело, реальность переворачивает многие представления, включаются непредусмотренные обстоятельства, действуют непредвиденные влияния – множество людей, вовлеченных твоими действиями в орбиту пытаются воздействовать на твои решения в своих, часто весьма корыстных интересах. Как быть? Не слушать их и не считаться с другими всевозможными обстоятельствами нельзя – рискуешь совсем уйти от реальности. Но и поддаваться нельзя, ибо ты превратишься в игрушку других, выразителя не своих идей, а чужих интересов.

Наверное, тут самое главное – выбор. И твердое следование собственным принципам в этом выборе. И еще: не забыть первоначальной идеи, тех идеалов, которые ты исповедовал на пути к делу! Вечный вопрос: цель и средства! Путь к цели, если цель на самом деле значительна, может быть тернистым и долгим, не исключено, что ты попадешь в такие рытвины, вынужден будешь делать такие крюки и объезды, что на какое-то время просто-напросто потеряешь из виду ту заветную сверкающую вершину, к которой стремишься. И тут очень важна память о ней, вера в нее, упорство в стремлении именно к ней, а не к какой-нибудь другой, попутной, более близкой и в какой-то момент, может быть, более соблазнительной.

Это «географическое» рассуждение, по-моему, вполне подходит и к пути более сложному – духовному, психологическому, – но только с одним непременным условием: понятия должны быть соответствующими. Духовный путь – это путь твоего совершенствования, рытвины, крюки, объезды тут могут быть тоже, задержки, сомнения, компромиссы, возможны, однако совершенно исключено нравственное падение, этакая «потеря компаса», ибо тогда ты уже никогда из рытвины не выберешься, а если даже и выберешься, то обязательно пойдешь не в ту сторону. Ибо потеряешь из виду вершину. Ну, а если проще, то потеря компаса – это потеря нравственного слуха и зрения.

И чем выше ты поднимаешься в обществе себе подобных, чем больше людей от тебя зависит, тем ценнее для тебя твой камертон, ибо только он может указать правильный путь в дремучих дебрях чужих страстей и мнений. А их – чем выше, тем, естественно, больше.

Знает ли нужное направление Первый зам? Знает ли его Главный редактор? Больше того: знает ли его сам «инициатор перестройки» М.С.Горбачев? Так уж создано государство наше, что погода в стране назначается «сверху». Громовержец-Зевс у нас персонифицирован человеком смертным. От «Короля-Солнца» Генсека зависит все – ведь он сегодня занимает острие пирамиды. Каков же его, «инициатора», камертон?

Что же удивительного в том, что именно в этом журнале, который сам взял на себя роль этакого знамени перестройки (то есть верх журналистской, писательской пирамиды) – знамени, за которым готов идти народ, жаждущий выбраться из болота, – именно в этом журнале ожидал я увидеть особенную, ЧИСТУЮ атмосферу? И что же удивительного, что холодное, жесткое излучение Первого зама так с самого начала насторожило меня? Ведь оно свидетельствовало об АТМОСФЕРЕ. Я хорошо помнил, что в «Новом мире» Твардовского атмосфера была все же другой, хотя тогда с высоких трибун не говорилось столь решительных слов о «крутом переломе», «революционных изменениях», «перестройке Административно-командной системы». Твардовский исповедовал советские идеалы, он вовсе не шел против советской власти, но те, кто олицетворял тогда советскую власть, его боялись и всячески его травили, вынудили в конце концов уйти с поста главного редактора «Нового мира» и довели до преждевременной смерти. Люди, олицетворявшие советскую власть, были на самом деле – наоборот! – против советской власти! Но теперь-то в стране атмосфера другая! Теперь фактически разрешено все. Почему же Первый зам…

И вот тут, в этом месте моих размышлений меня осенила вдруг простейшая мысль. Она и раньше приходила, но как-то по касательной, а тут именно осенила. Отказаться! Зачем нужны все эти лукавые размышления, доводы, контрдоводы, нападения, отступления? Дело просто: понимания нет, уважения нет. Повесть в том виде, как я ее написал, им не нужна – точнее, не нужно то, РАДИ ЧЕГО я ее написал. Не понять ее смысла они не могли – люди опытные, не одну собаку наверняка съели на этом деле, – но если поняли, а все равно безжалостно кроят, усекают самое главное – «личную линию», – значит, не разделяют со мной главного: неприятия насилия, хамства, бесчеловечности, противостояния «кюстиновской» пирамиде рабства. Слепок с повести, выжимка, которая может стать картой в их азартной игре, им очень нужна – чего и не скрывал перед редактором Эммой Первый зам. Удивительно! Он ведь так и сказал, не скрываясь: «Нам нужна именно такая – острая, современная вещь». Конкуренция журналов идет – кто острее! Вот им и хочется победить в конкурентной борьбе. А я-то, наивный…

Отказаться – и все! Как хорошо, чисто…

Я запомнил даже «географическое» место, где осенила меня эта простая мысль – между соседним домом и забором, на пути к метро, – я шел с рюкзаком, намереваясь ехать к сестре на дачу. Ну и что, если они пойдут даже на то, что выбросят всю повесть в самый последний момент? Да черт с ними. Такое ведь уже бывало – с моим «Переполохом» в «Новом мире», когда именно цензура ЦК… Не Твардовский, учтите, а цензура ЦК! А тут, выходит, САМИ. Парадокс, не правда ли? Ну и пусть копошатся в своем дерьме. Пусть считают меня упрямцем, гордецом, дураком, да чем угодно! Какая разница.

У меня уже бывало такое, именно такой момент описан, кстати, в романе, который до сих пор так и не опубликован – это его концовка, она давно найдена, время было, чтобы оценить, я и сейчас считаю, что она удачна. Там, в конце, голодный мальчик отказывается от еды, которую ему предлагает отец. Потому что еда – ворованная. Удачная концовка, спасительная… Только крайне нежелательно такое, конечно, для наших монстров. Для Пирамиды опасно. Она ведь немедленно рухнет, если мы все будем поступать именно так. Она и держится-то на нашем страхе, на