позволяло ему свободно путешествовать в открытом море, а паровая машина — накоротке уходить от любого преследователя. Это был первый корабль серии, еще четыре штуки в строй должны были войти уже в следующем 1838 и начале 1839 года. Вот тогда британцам станет совсем весело, посмотрим, кто у кого больше крови выпьет.

Вынуждено наступила оперативная пауза. Мы закреплялись в проливах, укреплялись по северному берегу Мраморного моря, переправили две пехотные дивизии на Вифинский полуостров, который в любом случае не собирались оставлять туркам, начали укрепляться в районе Измита. На Кавказе Ермолов без особого сопротивления сумел взять Батуми, а потом при поддержке Черноморского флота — морякам все равно делать было особо нечего, бойня в проливах глобально на расклад сил не повлияла, и Средиземное море все также контролировалось противником — овладел Трапезундом. Одновременно начался политический процесс формирования Армянского княжества, границы которого были пока точно неопределённы. Собственно, с ним вообще пока было вопросов больше чем ответов, однако сама идея мне нравилась, так что работа в выбранном направлении потихоньку двигалась. Пока армянами командовал сам генерал Бебутов, ну а выбор непосредственно князя на Эриванский трон был отложен на «после войны».

Вышла совершенно глупая и парадоксальная ситуация. После реформы вся русская армия была нацелена на возможность максимально быстрых действий от начала войны. Пока те же турки или австрияки потихоньку проводили бы мобилизацию, пополняли бы дивизии до штата военного времени, наши корпуса первой линии уже могли наступать и громить неприятеля по частям. И что же на практике вышло? Войну нам англичане объявили 19 апреля и до начала лета никаких практических шагов в военном плане практически не предпринималось. Мы даже полноценную мобилизацию объявлять не стали: не торопясь пополнили корпуса до штатов военного времени и даже губернское ополчение временно распустили обратно. Просто смысла в его содержании под ружьем не было. Почти полтора месяца война имела форму блокады на море, но с ней мы сделать фактически ничего не могли.

— А это у тебя что? — Александр меж тем, от скуки прикончивший вторую порцию янтарного напитка и теперь слонявшийся без дела по вагону наткнулся на стопку отпечатанных листов формата А2, завернутых в упаковочную бумагу и перетянутых шпагатом.

— Плакаты военные, вернее эскизы, — я дождался пока мне поставят на стол заказанный чай вместе с малиновым вареньем и добавил, — посмотри, интересно твое мнение.

Брат дернул за конец шпагата, развернул упаковочную бумагу и принялся перебирать стопку. Задание на подготовку агитационных материалов я дал своим художникам, как только стало понятно, что от большой войны не отвертеться. Заодно идей им подкинул честно утянутых из будущего. На непривыкшие к тотальной всеобъемлющей пропаганде мозги местных людей плакаты типа «Родина-мать зовет» производили глубочайшее впечатление.

Вообще же художники в основном напирали на освобождение Царьграда и аллегорично изображали тянущиеся к нему руки островитян — предателей веры, которые вновь желают вернуть христианские святыни магометанам.

— А это к чему? — Бывший император повернул в мою сторону плакат на котором мужчина прикладывал палец к губам с подписью «Не болтай!». От краев экрана на него были направлены вражеские — это было понятно по их уродливости — уши.

— Это чтобы наши секреты на ту сторону канала не утекали. А то несмотря на все подписки и угрозы со стороны СИБ любят наши генералы и чиновники языком потрепать в неподходящей компании, — я задумчиво почесал отросшую за день щетину на шее, перед Москвой нужно было позвать цирюльника и побриться. — Хотя нет, вру. Министров, глав департаментов, в общем класса до четвертого примерно мы уже болтать отучили. Штрафами, а иногда увольнением и даже каторгой. А вот те, кто пониже…

Я безнадежно махнул рукой: научить весь легион российских госслужащих следить за языком — это была задача куда сложнее крестьянской реформы. Разве что расстреливать начать направо и налево, так ведь работать будет некому.

— Как-то все это… — Александр покачал головой, но продолжать мысль не стал. В его мироощущении даже император не мог приказать офицеру молчать: классическое «Душа — Богу, сердце — женщине, служба — Отчизне, честь — никому», и вот такие ограничения с точки зрения Александра были именно посягательством на офицерскую честь. При этом и чувство субординации было у него развито очень сильно, поэтому возражать впрямую императору он тоже не хотел.

— В жандармском управлении, — я сделал глоток чая и откинулся на спинку кресла, — есть дело на каждого офицера в армии. Там в том числе ставятся отметки о нежелательных контактах и других вещах, которые вроде бы как не бросаются в глаза, однако, на самом деле, имеют большое значение. Например, вот граф Дарем содержит салон в Петербурге, регулярно дающий великосветские приемы.

— Содержал, — усмехнулся Александр. Граф Дарем — посол Великобритании был выслан из страны с началом боевых действий.

— Ну да, — кивнул я, принимая поправку, — содержал. Так вот все посетители его салона каждый раз тщательно переписывались поименно. И в случае, ежели какой-то офицер, например, посещает такие мероприятия слишком часто, то для него автоматически закрывается путь наверх. Никаких официальных претензий со стороны жандармов или служебных взысканий. Просто новое звание ему не присвоят никогда. Ну разве что он совсем уж выдающийся подвиг совершит.

— Но ведь… — Александр явно был обескуражен такой постановкой вопроса, — это подло. И недостойно!

— Возможно, — я кивнул, — но зато я буду уверен, что никто из моих генералов не разделяет идеи господина Чаадаева о том, что русский народ — второй сорт. И не начнет передавать в Лондон секреты исключительно из желания выслужится перед белым господином.

— И что? Как это спасет от подкупа? — Резонно возразил Александр, — осел груженый золотом открывал и не такие двери.

— Вероятно, — согласился я, — однако это будет дороже и сложнее. Ах да, еще я буду уверен, что такие друзья англичан не придут ко мне однажды ночью с желанием поменять русского императора на кого-нибудь посговорчивее.

Это был удар, что называется, ниже пояса. Александр открыл было рот, но слов подобрать не смог, вместо этого пошел к бару и налил себе еще порцию коньяка. На этом разговор и увял сам собой.

Все резко изменилось 2 июня, когда войну России объявила Франция. Одновременно с этим австрийские войска начали наступление на Бухарест, явно давая нам понять, что собираются подмять под себя если не все Балканы, то как