— Позволь еще раз тебя угостить! — крикнул Анджело, перекрыв своим бархатным баритоном дребезжание звонка.

— Нет-нет, не стоит, — сказала я, поднимаясь, с кошмарного стула. Наконец-то.

— Ну пожалуйста. Ты так классно умеешь слушать. Думаю, мы созданы друг для друга. Хотя бы один стаканчик! Не могу же я просто так отпустить такую чудесную собеседницу.

Неужели не шутит?

Вялые ответы, перекошенная физиономия, нетерпеливое ерзанье. Это называется чудесной собеседницей?

Сказать еще одно «нет» я не успела: обхватив мою талию, он потащил меня в бар. Мне давно пора научиться проявлять твердость в критические моменты.

Говоря откровенно, слаба я и по твоей вине, мамуля. Ты внушала мне, что невежливо отказывать милому молодому человеку, которому приятно угостить девушку, скажем, легким коктейлем. Да уж, водочных изделий на сегодня точно хватит. Но язык не поворачивается попросить безалкогольного. Вечер был таким тяжелым…

Несмотря на зуд в заднице и на то, что я уже была хороша (привет той скромной школьнице, которую когда-то развезло от двух бокалов сухого!), несмотря на уже махровый нарциссизм Анджело, я энергично опустошала третью бутылку «Смирнофф-айс» под трогательные описания округлых итальянских холмов в весеннем закате.

— Прошу прощения, Анджело. Мне нужно…

Как это сказать-то? Если приспичило?

— Мне нужно… м-м… попудрить носик.

Анджело скорчил гримасу, как будто я прямым текстом сказала, что мне захотелось покакать. Я грохнула на барную стойку пустую бутылку и спешно удалилась.

После сделанного дела мне полегчало. Но не было ни малейшей охоты и дальше выслушивать Анджело, а потом еще восьмерых одиночек. Выйдя из туалета (и чудом не врезавшись в мистера Артишока), я сразу направилась к выходу, моля Господа, чтобы Анджело меня не заметил.

Громко вздохнув, вышла на улицу. А там — жуткий ливень. И что теперь? Целый час я корячилась на жестком деревянном стуле (притиснутый к нему задний проход чесался нестерпимо), так что промокнуть было бы даже приятно.

На следующий день я потратила кучу денег в аптеке на тьму всяких ректальных мазей и кремов.

Люблю и скучаю, мамочка.

Твоя уже немного оклемавшаяся дочь Лора.

Целую.

Все-таки вляпался я в свидание с Венди.

Венди — женщина за рулем «Рендж Ровера», в сапогах-веллингтонах, любительница охоты. Женщина, которой неизвестно значение слова «ипотека». Женщина, не имеющая понятия о том, что Европу накрыл экономический кризис. Если вы спросите у нее, где она хранит свои сбережения, она наверняка ответит: «У папы».

И нет в этом ее вины. Разве можно упрекать человека в том, что он родился у сливок общества? У сливок весьма густых. На социальной лестнице я занимаю ступеньку гораздо ниже, как бы там ни фантазировала моя мама.

— Она такая милая девушка, Джейми!

Этот разговор состоялся вскоре после моей бесславной вылазки в ночной клуб.

— И ей давно хочется познакомиться с тобой поближе.

— Знаю, мамочка. Ты говоришь мне это при каждой встрече. Иногда по два-три раза.

— Ее родители чудесные люди.

На самом деле имеется в виду, что у них чудесный счет в банке. Но я предпочитаю закрыть на это глаза. Ладно, хоть платить будет за нас в баре, с ее-то деньгами. Может быть, мне даже покажутся симпатичными бриджи для верховой езды, она носит только их.

— Уговорила. Давай ее телефон. Может, и позвоню. Но не обещаю.

Мама даже захлопала в ладоши, предвкушая возможность породниться с аристократкой. Никогда не видел ее такой экзальтированной. Обычно она ведет себя крайне сдержанно.

— Ну ты даешь, Ньюман! Я уже думала, что ты никогда не решишься мне позвонить! — кричала она мне в трубку. — А ведь девушка может и обидеться!

— Гм… прости.

И почему я должен извиняться за то, что не приглашал ее на свидание раньше? Но Венди — случай особый.

— Проехали! Девушка рада до одури! Как насчет воскресенья?

— Ну-у… в принципе можно.

Вообще-то я хотел отвести ее в паб в пятницу. Однако у Венди, по-видимому, уже были какие-то иные планы.

— Отлично. Заезжай за мной в одиннадцать.

— В одиннадцать? Рановато для паба, — сказал я, несколько напрягшись. Неужели меня угораздило… гм… замутить с алкоголичкой?

— Зато в самый раз для того, что мы собираемся делать, красавчик!

Вот вляпался! Это еще хуже, чем выпивоха. Венди — религиозная фанатичка.

— А мы что собираемся делать?

— Сюрприз! Обещай, что не опоздаешь и наденешь крепкие ботинки.

Крепкие ботинки? Чтобы затоптать их до смерти? Горстку неразумных безбожников?

Я нажал на отбой. Ощущение было такое, что не я назначил свидание, а меня заставили подчиниться чьим-то прихотям. Оно мне надо?

И потом… именно по воскресеньям я закупаю в «Асде» недельный запас «Порций на одного» (для одиноких ужинов и сеансов вынужденного холостяцкого самоутешения). Все же скорее приятно будет вырваться из привычной рутины, даже если придется поучаствовать в аристократических сумасбродствах Венди.

Навигатор в машине направлял меня по волшебным, еще не ведомым мне дорогам нашего региона. Наконец я свернул на длиннейшую подъездную аллею к дому и стал опасаться, что мне не хватит бензина на обратный путь.

Я написал: «к дому». Исправляюсь. К особняку, разумеется.

Я поднялся по лестнице к огромнейшей двойной двери и позвонил в звонок, совершенно уверенный, что сейчас выйдет дворецкий Бэтмена, Альфред, и скажет, что его хозяин, мистер Уэйн, сейчас в отсутствии. Но встретила меня сама Венди. Лицо ее засияло:

— Привет, Ньюман! Молодец, что выбрался.

Она глянула на мои ботинки.

— Чего-нибудь более удобного у тебя не нашлось?

Я тоже глянул на свои старенькие ботинки «Доктор Мартинс», которые лет десять собираюсь выкинуть, и с вызовом произнес:

— Вообще-то я предпочитаю кроссовки.

— Вот их бы и предпочел.

Венди обернулась и крикнула в недра холла, напоминавшего чрево пещеры:

— Мамусик, я ухожу!

— Хорошо повеселиться, детка! — донеслось откуда-то из-за дома. Держу пари, мамусик кормила лошадок.

Детка минут двадцать запирала огромную дверь, я успел просмотреть свою почту.

— Все, можно двигать! — крикнула она, разворачиваясь совсем не туда, куда было нужно.

— Моя тачка там, — уточнил я, тыкая пальцем в сторону «Мондео», чуть осевшего на рыхловатой гравийной площадке.