Мне трудно оставаться к «Юманите» равнодушным — «роман» с французской прессой начинался именно с нее, по ее статьям мы обучались политпереводу в институте у Глеба Ивановича Семенова, преподавателя-легенды, научившего не одно поколение студентов любить язык. В московских киосках «Союзпечати» выпуски «Юманите» накапливались сразу за несколько дней, их мало кто покупал, из иностранных газет большей популярностью пользовались англоязычные издания, и я брал их все. В отличие от некоторых других левых зарубежных изданий «Юманите» не походила на боевой листок, который словно бы делался на коленках в домашних условиях кучкой энтузиастов. Она выглядела и пахла как настоящая газета. В 1970-е годы, когда компартия еще оставалась в силе, «Юма» выпускалась многостраничной, большого формата, печаталась на тонкой, очень «западной» бумаге, какую в СССР тогда не использовали. В раскрытом виде газетный лист занимал обеденный стол. Привет из Франции.

В Париже редакция находилась в приличном здании в 9-м округе, рядом с Большими бульварами, а не как сейчас — за пределами кольцевой дороги, куда она переехала позже, после того как компартия продала свою собственность в центре города. (На смену борьбе за коллективные права пришла забота об индивидуальном здоровье: в здании на рю дю Фобур-Пуассоньер, где у входа стоял линотип и работала редакция, расположен сейчас фитнес-клуб.)

С печатным словом считались: несмотря на то, что это было дружественное издание, некоторые номера «Юманите» до Москвы так и не доходили. Они изымались цензурой — в основном из-за статей о взятой тогда на вооружение тремя крупнейшими компартиями Европы (французской, итальянской и испанской) идеологии еврокоммунизма, особого пути прихода этих партий к власти, возможно по сути и вполне разумного, но зато не получившего благословения международного отдела ЦК КПСС.

Первая тетрадка «Юманите» содержала материалы о социальных конфликтах на предприятиях, партийной работе, профсоюзные новости, но в газете была представлена и «нормальная» французская жизнь, работал сильный отдел культуры. Не укладывалось в голове: как могут журналисты «Юманите» сочетать традиционный французский образ жизни, а точнее вкус к этой самой жизни, с классовым подходом, который, как мы привыкли думать, должен был пронизывать любое явление, даже святой для парижанина обед в ресторане после наступления полудня. Самый первый мой приход в редакцию в середине 1980-х запомнился в частности тем, что мы пошли обедать в аргентинский ресторан за углом «Юма» вместе с Мартин Моно, жизнерадостной теткой и автором изданной тогда у нас книги про эскадрилью «Нормандия — Неман».

И только одна газета как будто не знает, что такое непогода или наступление электронных носителей. На фоне всех текущих трансформаций радует живучесть «Канар аншене» — восьмистраничной еженедельной политической сатирической газеты, которая уже почти сто лет (!) выходит по средам. В военной ленте «Армии теней» один руководитель французского Сопротивления говорит другому: «Вот когда французы смогут вновь раскрыть „Канар аншене“, то тогда это будет означать, что наступила свобода». «Канар» — это практически общественный институт, икона стиля, с таким своеобразным и острым языком, закамуфлированными ссылками, что не каждый француз сходу поймет игру слов. Нужно время, чтобы войти в курс дела и начать различать героев «Канар» по их прозвищам. Газета абсолютно независима, она не принадлежит ни магнату, ни группе компаний, ни совестливому, озабоченному свободой слова инвестору; она полностью во власти собственного небольшого коллектива журналистов, как правило, уже опытных, в возрасте, прошедших не через одну редакцию, которые подписывают большинство заметок, используя набор из нескольких, одних и тех же псевдонимов. У нее нет рекламы, нет электронного сайта, и стоит она вроде недорого — 1,2 евро, но зато каждую среду продается около полумиллиона экземпляров, что делает ее рентабельной. Тираж, если и колеблется, то в соответствии с политической конъюнктурой: при правом президенте чуть возрастает, при левом — возвращается к прежней отметке, но неприкасаемых для газеты нет ни в том, ни в другом лагере. Хотите сойти за француза в аэропорту? Купите в киоске «Канар».

С газетами такая вещь: важно не только то, что в них прочтешь, но и то, где это сделаешь. Личные отношения с газетой складываются с восприятия стиля, языка, даже шрифта, бумаги на тактильном уровне. Невозможно разделить «Фигаро» и завтраки в больших и малых французских гостиницах, где ее подают как масло или молоко. Прелесть «Монд» связана с таким старорежимным понятием, как вечерняя газета. Испокон века в Париже «Монд» поступает в киоски около половины второго дня, тем самым успевая отразить все поздние и ночные новости. Выйти купить «Монд» — это ритуал, традиция. Ты прерываешь какую-то свою работу, встаешь из-за стола и выходишь на парижскую улицу, чтобы дойти до ближайшего киоска, что уже само по себе немалое удовольствие. День делится на «до» и «после» «Монд». Электронная подписка на месяц стоит один евро, но равноценны ли эмоции, испытываемые от чтения газеты в бумажном виде или с экрана?

А вообще лучшая газета — та, что попала в руки случайно. Подсмотренный и ставший своим жест — зайти в кафе и у стойки, заказав кофе или бокал вина, раскрыть лежащую там, предназначенную для таких посетителей, как ты, уже немножко потрепанную газету, которую обычно читать не будешь. Именно в ней ты и найдешь неожиданную, но действительно значимую для тебя заметку.

* * *

«Значимые» статьи, отвечавшие настроению или неожиданно на такую тему, о которой размышлял в данный момент, я находил в газете, не похожей ни на одну из французских. Она отличалась по верстке, по жанру материалов, наконец, по краткому стилю изложения. В нужном объеме газета передавала суть проблемы, которой жила та или иная европейская страна.

У «Интернэшнл геральд трибюн» и в Европе было особое место, а в Москве ее выписывали в международных отделах советских газет, чтобы иметь возможность читать в концентрированном виде американские «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», получать которые по почте было долго и накладно. Герой Василия Аксенова Лучников, приезжая в Париж, спрашивал в киоске свой крымский «Курьер», а также «Геральд трибюн».

Газета появилась в XIX веке как европейский вариант американской «Нью-Йорк геральд», но стала знаменитой в середине 1960-х, прибавив к своему названию определение «интернэшнл», когда для продолжения издания и спасения его от банкротства объединили силы «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс». Две мощные материнские компании, соперничавшие друг с другом у себя в Америке, создавали в своем совместном парижском издании полифонию. Вашингтонский и нью-йоркский взгляды на политику уравновешивали друг друга позиционно и стилистически, что прежде всего проявлялось в редакционных статьях. Выбитому из привычной среды американскому туристу в зачастую непонятной и чуждой ему Франции или Италии газета обеспечивала комфортную связь с домашними реалиями.

Но «Геральд» не была слепым дайджестом американских материалов. В Париже трудилась полноценная редакция, которая готовила собственные статьи на парижские и европейские темы, не пропуская ничего существенного в области искусства, из жизни фестивалей, моды, туризма и местной кухни. Образованный американский класс всегда выделял Париж среди европейских столиц, сюда приезжали учиться, преподавать, писать диссертации и романы, сочинять музыку и исполнять джаз в клубах вокруг Сен-Жермена. То, что некоторые из них на долгие годы, если не навсегда, становились экспатами во Франции, делало их носителями смешанной культуры и позволяло трезво взглянуть на европейские явления. В «Геральд» работали талантливые журналисты, впоследствии авторы хороших книг: Арт Бухвальд, Флора Льюис, Алан Райдинг…