Знаешь, я еще там, на студии, поняла… Даже не поняла, а почувствовала, какую сказочную возможность дают все эти бесконечные дубли. У меня как бы начинается еще одна жизнь — иная, яркая, насыщенная! Я окунаюсь в другую среду, сама становлюсь другой!

— Иллюзия, Рит… — преувеличенно длинно вздохнул Олег. — Грёза!

— Да какая ж грёза, когда я ее про-жи-ва-ю! Понимаешь?

Видов погрустнел, и сказал, не скрывая зависти:

— Какая ж ты счастливая…

— Да! — девушка улыбчиво сощурилась. — Счастливая я!

* * *

— Приготовились! Мото-ор!

— Есть мотор.

— Сцена восемь — «Перестрелка в джунглях». Кадр два, дубль два!

— Камера!

— Есть…

— Начали!

Рита легко, по-кошачьи соскочила с невысокой подставки на чахлую траву. Потом на экране покажут прыжок со ступени пирамиды, и выйдет, что бесстрашная (скорей уж безбашенная!) Лита сиганет с высоты второго этажа. А вот то, как исполнительница главной роли приземлится на груду картонных коробок, чтобы смягчить падение, останется за кадром.

Прав Олег, кино — это лукавая игра воображения, красивый обман, в который хочется верить…

…Гикая, вынеслись всадники — хуакерос, они же «черные копатели», грабители индейских усыпальниц. В сапогах на высоком каблуке и с огромными шпорами, в расклешенных джинсах и сомбреро, перетянутые патронташами, как революционные матросы, эти жгучие усачи открыли огонь из револьверов.

Рита мгновенно выхватила пистолет из низко подвешенной кобуры. Треск выстрелов звучал неубедительно, но это ничего, их потом озвучат, и пальба загремит просто устрашающе.

Первый всадник, подстреленный Литой, вскинул руки и свалился с седла. Дико заржал обученный конь, по команде каскадера уходя в кувырок, и еще одна жертва безжалостной русской валькирии с воплем улетела в кусты. Последний из «бандитос» круто завернул лошадь, но далеко не ушел — «пуля» выбила пыль из его куртки.

— Снято!

Рита лихо сунула огнестрел в кобуру — больше недели она училась его выхватывать, ибо тот, кто быстрее, останется жив. Таков уж закон сельвы — убей или умри.

— Леонид Иович! — громко спросил Крамаров, с фамильярностью обнимая щербатую башку Кукулькана. — А что в итоге? Что из всего этого получится — боевик или комедия?

Хмурый Гайдай неожиданно весело фыркнул, преображаясь в доброго и бестолкового интеллигента.

— А что получилось из «Фантомаса»? Жан Марэ отыгрывает крутую боёвку, а Луи де Фюнес смешит народ. И не разделишь же!

Савелий картинно положил руку на плечо Смирнову.

— Понял, Алексей Макарович? — проникновенно сказал он. — Будем отыгрывать комиссара Жюва и… этого инспектора… как его…

— Мишеля Бертрана, — подсказал Смирнов. Глянул на Риту, и сильно смутился. Девушка ответила ему щедрой улыбкой, заговорщицки подмигнув.

«Вот ведь люди…» — в который раз поразилась она.

Посмотришь на того же Алексея Макаровича — туповатый увалень. Но до чего же первое впечатление обманчиво! Мало кто знает, что Смирнов был разведчиком на фронте, лихим и дерзким, а дома у него припрятаны ордена «Славы» — скромность украшает героя. И уж почти никому не ведомо, что «Макарыч» — тонкий знаток японской поэзии!

Буквально вчера на него «нашло» — Смирнов читал ей Басё, Сикибу и Ёсано. Светила луна, большой костер высвечивал черный абрис пальм… А с утра их с Крамаровым снимали — двух археологов-недотеп, неуклюже спасающих любимую начальницу…

Восемь дублей загоняли обоих. Местные индейцы из массовки угостили парочку свининкой, тушеной в банановых листьях, и плеснули крепкого мескаля.

Савелий Викторович не употреблял, да и закуску вежливо отверг — не кошерная. Зато Алексей Макарович мясца поел вволю, «за себя и за того парня». А вот выпивку буквально лизнул.

«Так просто, вкус узнать», — объяснил он Рите, стыдливо покряхтывая. И снова, как вечером, разоткровенничался.

«Рад очень за Мишу, за вашего, — серьезно заговорил актер, послеживая, чтобы никто не влез в их „тет-а-тет“, — и жена у него красавица, и доченька — прелесть… Я ведь не хотел уже сниматься, семьдесят скоро… Ну его, думаю. А как узнал, кто в главной роли, сразу согласился. Ведь Миша… Он спас меня. Да! Ровно десять лет назад… Накатило, помню, одиночество, достало, а тут еще Леня Быков погиб… Ну, все к одному! И я опять чуть в запой не ушел. Знаю, ведь, что с сердцем нелады, а все равно… И тут звонок! Открываю — вежливый молодой человек на пороге. Броской, такой, наружности. „Можно?“ — говорит. „А чего ж…“ — отвечаю. Ну, познакомились, посудачили… А потом он, серьезно очень и… душевно, что ли? „Алексей Макарович, — говорит, и щелкает по бутылке коньяка, — если вы не завяжете, то седьмого мая умрете. Мне ничего от вас не надо, я просто так помогу вам выжить. И вашу мать подлечу, чтобы хоть узнавала вас…“ Верите ли, Рита… Я тогда выпивши был — и как будто протрезвел! Киваю только. Что Миша скажет, то и делаю. Я ведь до того из-за матери переживал… У нее деменция прогрессировала, понимаете? Миша трижды ее лечил, и вот, где-то в мае заглядываю к ней в дом престарелых, а она мне: „Лёшенька…“ Узнала! Я, хоть и не сентиментальный, а раскис тогда…»

Рита радостно вздохнула — до чего же всё хорошо! Даже страшно становится…

Вторник, 21 марта. День по БВ

Околоземная орбита, борт шаттла «Атлантис»

Больше суток крутился челнок вокруг света, а его экипаж упорно тестировал многочисленные системы преобразователя пространства. Чуть ли не двадцать тонн сложнейшего оборудования заняли почти весь отсек полезной нагрузки, оставив узенький коридор посередке — Дорси, Николс и Ван Хорн тискались там по очереди, отпуская в эфир нелестные, нецензурные, зато весьма подробные пожелания «яйцеголовым».

Лишь Рон Карлайл гордо помалкивал. Он-то знал, чего стоило уменьшить вес ПП на порядок. Как-никак, сам облысел, пока чесал в затылке, пытаясь впихнуть в кубометр то, что не умещалось в комнате приличных габаритов. Сам Боуэрс выписывал ему премии — и было за что. Пускай русские опередили их с хронодинамикой, зато в теории перехода ведут они!

В ночь на вторник Майкл Дорси объявил пятичасовую готовность. «Атлантис» послушно скользил по орбите, оставив за кормой льдистую Антарктиду. Свинцовые волны «ревущих сороковых» помаленьку светлели, набираясь тропической синевы.

— Наблюдаю «батарейку»! — браво доложил Джон ван Хорн. — Дальность четыре мили.

— Лестер, — напомнил Дорси.

Николс молча кивнул, наращивая скорость — хватило восьмисекундного импульса.

— Готовимся к стыковке!

Издали энергонакопитель и впрямь смахивал на батарейку — серебристый цилиндр весом в двадцать пять тонн. Самый громадный и емкий конденсатор в мире!

Карлайл поморщился. И что толку хвастаться? Ну да, они затолкали в отсек преобразователь, а смысл? Без вон той махины, которую они догоняют, без заключенной в ней энергии, ПП всего лишь груда металла, пластика и редкозёмов. Получается, для того чтобы «Атлантис» вышел в бета-пространство и вернулся обратно, пришлось в нагрузку запускать «Челленджер»! Мило.

Шаттл брюхом «наехал» на здоровенную бочку накопителя, и Лестер тут же выдохнул:

— Есть касание!

«Атлантис» чуть заметно вздрогнул.

— Есть сцепка! Стыковались, командир. Есть контакт!

— Энергия — норма, — подтвердил Ван Хорн.

— О’кей, — кивнул Дорси. — Рон, стартуем.

Карлайл важно кивнул, откидывая прозрачный колпачок. Помедлил мгновение, и вжал кнопку, прикрывая глаза ладонью. Во все иллюминаторы шарахнула бесшумная вспышка ярко-фиолетового огня.

— Инверсия прошла штатно. Мы в «Бете»!

Рон шумно выдохнул. Синхронизация в совмещенных пространствах абсолютная — переводить часы не надо, а тем более править календарь. Всё день в день, секунда в секунду.

Выходит, нет разных временных потоков, и река Хронос не ветвится — несет и несет мультивселенную от истока в прошлом до неведомого устья в будущем? Бог весть…

Куда интересней пространственная составляющая. Земля вертится, несется по орбите вокруг Солнца, но «Атлантис» не смещается ни на дюйм! Ему что «Альфа», что «Бета» — летит, как привязанный… Вон внизу проползает все та же Африка, где бушует гроза — оранжевые сполохи молний вздрагивают под тучами, ширясь, как клубы света. Гаснут, и снова перекатываются волнами тускнеющего огня. Вот где льет, наверное…

— Майкл! — резко подался вперед Лес. — Летят!

— Инопланетяне? — нервно хихикнул Ван Хорн.

— Нет! — стегнул голосом Николс. — Тутошние русские!

Дорси пригляделся. Впереди и сбоку летел обтекаемый корабль