Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом действительно большой, и, как и говорил Виктор, безлюдный. А еще он какой-то бездушный.
Но хотя бы это не клуб. Потихоньку настроение улучшается, когда я думаю о том, что больше никто не будет требовать от меня послушания, распоряжаться как куклой. Но все ли я знаю про Виктора?
Тут мой нос улавливает запах еды и желудок скручивает в тугой узел.
Соблазнительным ароматом тянет с лестницы. Там кто-то готовит!
Я закидываю биту на плечо и спускаюсь боком, стараясь ступать бесшумно.
Не знаю, кто там у Виктора на кухне, но впервые за долгое время у меня в руках есть оружие. Да я ему голову размозжу, если он только попробует…
Картина, открывшаяся мне при спуске, удивляет и настораживает одновременно.
У Виктора на кухне орудует мужчина в одних трусах. Еще удивительнее то, что вся его спина исполосована.
Это что, его личный раб? Или личный мазохист?
Я не хочу в этом разбираться и пытаюсь дать заднюю, но слишком поздно. Мужчина оборачивается.
— Бэмби?
Замахиваюсь битой.
— Не приближайся!
Личный мазохист Виктора выставляет вперед руку, а потом оглядывается по сторонам. Наконец он подхватывает фартук и, слава всем богам, повязывает его спереди.
— Зачем тебе бита? — звучит удивленно.
Я делаю еще один взмах чтобы он понял, что я серьезно.
— Почему ты в трусах? — не хочу отвечать на его вопрос.
Я же хозяйка поместья. Я в своем праве.
Мужчина смотрит на фартук и хмыкает.
— Моя одежда в стирке.
— Виктор тоже тебя похитил? Он тебя плетью бьет? — говорю я.
— С чего ты взяла?
— Спина.
— А! — мужчина смотрит себе через плечо. — Так плохо?
Наш диалог начинает напоминать мне беседу в дурдоме.
— Да.
— Это Феликс.
Вздрагиваю.
Тогда мужчина поднимает перед собой руки, оставляя в покое сковородку.
— Я знаю кто ты. Феликс… — он вздыхает. — Феликсу конец, но мы с тобой оба знаем о клубе слишком многое и нам не дадут спокойно жить.
— Ты доктор?
Он приподнимает брови и указывает на стол.
— Можно сказать и так. Бэмби, спускайся.
Я осторожно делаю два шага вниз.
— Бита остается при мне.
— Как хочешь.
Мы садимся за стол друг напротив друга как будто затеяли переговоры.
На самом деле мне легче от того, что здесь есть еще одна живая душа. Раньше я мечтала о том, чтобы меня никто не трогал, но теперь мне действительно хочется говорить.
Я кладу биту себе на колени и смотрю в глаза собеседнику. Удивительно, он брюнет, а глаза у него голубые.
— Я не Бэмби. Анжелика.
— Я Логинов Андрей. Приятно познакомиться, Анжелика.
Вспоминаю распоряжение, хотя нет, скорее предложение Виктора решать самой: миловать или казнить еще одного его постояльца.
— Объясни, что у тебя с Виктором, если не садомазохизм?
Целых полтора года я вынуждена была сдерживать язык, отвечая короткое «Да» на приказы. Я никогда раньше не была ехидной, но сейчас я очень хочу демонстрировать все самые мерзкие стороны характера чтобы больше никто близко не подходил ко мне.
Он опускает голову на руки и выдыхает с шумом.
— Я его психотерапевт.
Под столом я сжимаю биту так, что болят пальцы. Если Виктор решил грохнуть своего психолога, то дело плохо.
Андрей продолжает:
— Я помогал ему со вспышками агрессии. Все четыре года.
От этого мне еще сильнее не по себе.
— Клянусь, у него был прогресс! — Андрей поднимает голову и смотрит вверх, на потолок. — Пока я не узнал, что он сломал руку конкуренту, выставил свою последнюю содержанку на мороз в одном платье и вступил в клуб, когда в очередной раз разочаровался в людях.
Я сглатываю. Уж лучше бы ты молчал, Логинов!
— Анжелика, ты стала для него своеобразным лучиком света.
Мне кажется сейчас я готова натурально махать битой. Выпрыгнуть из-за стола, разбить окно и бежать. Нестись прочь отсюда прямо по снегу. Хватило с меня маньяков! Еще одного я не вынесу!
— Дай ему шанс! — заявляет Андрей, вставая.
Он выглядит очень взволнованным для психотерапевта.
— Это потому что если я откажусь, он тебя прихлопнет? — я смотрю на Логинова снизу вверх.
Андрей смотрит мне в глаза.
— Виктор думает, что я его предал. У нас был план как выручить тебя, но… — Логинов закатывает глаза. — Я вместо этого я спас дорогого мне человека. Готов был умереть, но вытащить ее. Надеюсь, ты понимаешь.
Киваю. В груди вдруг становится пусто. А вот за мной никто не пришел кроме маньяка Виктора.
— Виктор с детства никому не верит, — продолжает Логинов. — Я с огромным трудом заставил его открыться мне. Но после того, как я воспользовался нашим общим путем побега, не дождавшись вас, из союзника стал для него вторым сортом.
Логинов вздыхает.
— За мной гнались эти люди, Анжелика. Именно поэтому одежда в стирке. Мне пришлось отлеживаться в яме на обочине дороги.
Передергиваю плечами.
— И он не предложил тебе ничего?
Мне Виктор хотя бы дал футболку и боксеры.
Логинов снова отводит взгляд.
— Я попал сюда только потому, что знал, как тебе помочь. Шесть лет я консультировал как сексолог, но по образованию я медик. Врач-психиатр. И Виктор разрешил мне остаться с тем условием, что я буду тебя лечить.
— Какого черта ты в неглиже?! — я приседаю, услышав голос Виктора.
Прямо припадаю к крышке стола, сердце заходится в бешеном ритме.
— Это же так называется? — хозяин входит в комнату и бросает на психолога злобный взгляд. — На хрена он это сделал, Лик? Если яйцами перед тобой посверкать, я его прямо сейчас укокошу.
У меня язык прирастает к небу. Я слишком четко вспоминаю Макса с его бешеной ревностью.
Виктор приближается к Андрею, одним ловким движением хватает его за руку, выворачивает ее. Я знаю этот болевой захват…
— Лик, ну чего?
Я перестаю дышать. Перед внутренним взором несдержанные уроды из клуба.
Я была виновата в каждом лишнем взгляде, слове, движении. Я не имела права на мнение. Мне не разрешалось говорить.