Здесь мне снова нужно выбрать козу. Я чувствую себя беспомощной, потому что не хочу снова есть жесткое козье мясо. С другой стороны, я очень голодна и осмеливаюсь спросить, найдется ли еще что-нибудь, ведь мы, белые люди, не привыкли есть так много мяса. Все смеются, а жена хозяина спрашивает, буду ли я курицу с картошкой и овощами. На это восхитительное предложение я с энтузиазмом отвечаю: «О да!» Она исчезает и вскоре возвращается с нарезанной курицей, картофелем и листьями шпината. Эти масаи – настоящие фермеры, некоторые учились в школе и трудятся на своих полях. Мы, женщины, наслаждаемся едой вместе с детьми. Тушеная курица восхитительна – особенно после всех этих огромных гор мяса.

Мы остаемся у этого брата почти на неделю, и все наши визиты делаем отсюда. В моем распоряжении даже теплая вода для мытья. Но наша одежда такая же грязная и ужасно пропахла дымом. Я потихоньку устаю от этой жизни и тоскую по пляжу в Момбасе и своей новой кровати. Когда я заговариваю о возвращении домой, Присцилла отвечает, что через два дня мы приглашены на свадьбу, поэтому пока побудем здесь.

Свадьбу играют в нескольких километрах отсюда. Говорят, что один из самых богатых масаи женится на своей третьей жене. Я удивлена: масаи, по-видимому, могут жениться на стольких женщинах, скольких они в состоянии содержать. Вспоминаются слухи о Лкетинге. Может, он и правда уже женат? От этой мысли мне становится дурно. Но я успокаиваюсь и думаю, что он бы наверняка сказал мне об этом. Что-то другое стоит за его исчезновением. Я должна выяснить, что именно, как только доберусь до Момбасы.

Свадебная церемония впечатляет. Появляются сотни мужчин и женщин. Меня представляют гордому жениху, который и меня хочет взять в жены. Он говорит, что если я пожелаю выйти замуж, то он немедленно согласится. Я не знаю, что сказать. Повернувшись к Присцилле, он спрашивает, сколько коров она хочет за меня. Но Присцилла не дает ответа, и он уходит.

Затем появляется невеста в сопровождении первых двух жен. Это красивая девушка, украшенная с ног до головы. Я в шоке от ее возраста – ей, вероятно, не больше двенадцати. Двум другим женам на вид лет восемнадцать-двадцать. Сам жених, конечно, тоже не очень старый, но ему около тридцати пяти. «Почему, – спрашиваю я Присциллу, – здесь выходят замуж девушки, которые совсем еще дети?» Выясняется, что так принято. Мне очень жаль эту девочку – держится она с достоинством, но счастливой ее едва ли можно назвать.

Мои мысли снова возвращаются к Лкетинге. Он вообще знает, что мне двадцать семь? Я вдруг чувствую себя старой, неуверенной и не особенно привлекательной в своей грязной одежде. Многочисленные предложения от разных мужчин, поступающие ко мне через Присциллу, не могут сгладить и уменьшить это ощущение. Ни один из них мне не нравится, своим мужем я вижу только Лкетингу. Я хочу домой, в Момбасу. Может быть, за это время он уже вернулся. Ведь я почти месяц в Кении.

Встреча с Юттой

Мы проводим последнюю ночь в хижине и на следующий день возвращаемся в Момбасу. С бьющимся сердцем подхожу к деревне. Вдалеке слышны незнакомые голоса, и Присцилла говорит: «Jambo, Ютта!» Мое сердце подпрыгивает от радости, когда я слышу эти слова. После двух практически безмолвных недель я с нетерпением жду прибытия белой женщины.

Ютта довольно прохладно приветствует меня и начинает говорить с Присциллой на суахили. Я опять ничего не понимаю! Но потом смотрит на меня со смехом и спрашивает: «Ну как тебе деревенская жизнь? Если бы ты не стояла здесь такая грязная, я бы не поверила, что ты была там». Она оглядывает меня с головы до ног. Я отвечаю, что рада вернуться, потому что вся искусана насекомыми и у меня ужасно чешется голова. Ютта смеется: «У тебя блохи и вши, только и всего! Если ты сейчас войдешь в свою хижину, ты от них уже не избавишься!»

Чтобы избавиться от блох, она предлагает искупаться в море, а затем принять душ в одном из отелей. Она всегда позволяет себе эту роскошь, когда бывает в Момбасе. Я с сомнением спрашиваю, не будет ли бросаться в глаза, что я не постоялец. «Ты можешь сделать это незаметно, там полно белых», – развеивает она мои опасения. Иногда она даже заходит поесть в кафе, но, конечно, не все время в один и тот же отель. Я поражена этими трюками и удивляюсь Ютте. Она обещает пойти со мной позже и исчезает в своем домике.

Присцилла пытается расплести мои дреды. Крепко дергает. Волосы спутанные и липкие от дыма и грязи. В жизни не была такой грязной, и это мне очень неприятно. Проходит более часа, прежде чем мы достигаем цели. Все косички расплетены, и я выгляжу так, будто меня ударило током. Вооружившись шампунем, мылом и свежей одеждой, я стучусь к Ютте, и мы отправляемся в путь. Она берет с собой карандаши и блокнот для рисования. Когда я спрашиваю, что она собирается с этим делать, она говорит: «Зарабатывать! Мне легко зарабатывать деньги в Момбасе, поэтому я здесь на две-три недели». – «Но как?» – хочу я знать. «Я рисую шаржи на туристов за 10–15 минут и беру около десяти франков за картину. Четыре-пять шаржей в день – это очень неплохо!» – отвечает Ютта. Она занимается этим уже пять лет, выглядит весьма уверенной в себе и знающей все хитрости. Я восхищаюсь ею.

Мы на пляже. Погружаюсь в освежающую соленую воду. Вылезаю только через час, и Ютта показывает мне первые деньги, которые она за это время заработала. «Ну а теперь мы идем в душ, – смеется она. – Тебе нужно просто непринужденно пройти мимо охранника. Мы белые люди, и об этом всегда нужно помнить!» Трюк и правда срабатывает. Я с наслаждением принимаю душ, раз пять мою голову, пока не чувствую себя чистой. Наконец надеваю легкое летнее платье, и мы идем на традиционный чай в четыре часа. Все бесплатно!

За чаем Ютта спрашивает, почему я оказалась в деревне. Рассказываю ей свою историю, она внимательно слушает. Затем советует: «Если ты действительно хочешь остаться здесь и иметь своего масаи, нужно что-то делать. Во-первых, снять свой маленький домик, это почти ничего не стоит, и там можно будет наконец обрести покой. Во-вторых, нужно иметь совместный бюджет и в то же время зарабатывать свои деньги – например, ты ищешь клиентов, а я рисую. Деньги пополам. В-третьих, нельзя верить ни одному чернокожему на побережье. Всем нужны