– Бьянка? Мы называем ее Ливий.

– Не важно. Бьянкой называем ее мы, все остальные. Так вот, ты не подавишься при известии о том, что таких реальностей – миров, пространств, измерений, как хочешь – множество? Великое множество! Как тебе это?

– Множество? – Я медленно, чтоб не подавиться, прожевал, проглотил и запил вином. – Что значит «множество»?

– То и значит. Их очень много, и почти во всех обитают разумные и неразумные твари. Свыкнись с этим, тогда продолжим.

Но свыкнуться с подобным было тяжело, и потому я возразил:

– Много, да? Почему ж тогда никто в моей… реальности не знает об этом?

Мун поднял указательный палец:

– Вот! Ты, на удивление просто, справился с этим. Гибкое практическое мышление… Тут мы подходим ко второму вопросу – классификация. Есть два основных пункта, по которым классифицируются реальности, и около дюжины вспомогательных. Вспомогательные нам сейчас не важны, а вот два основных запомни. Параметр первый именуется ОСВа, второй – ПРОНом. Осведомленность и проницаемость. Разъясняю…

ОСВа – количество жителей данной реальности, знающих либо подозревающих о наличии множества других реальностей.

ПРОН – степень легкости либо сложности прохода в данную реальность из окружающих или выхода из нее в окружающие.

ОСВу принято обозначать цветами, которые варьируются от белого до черного. Всего есть пять степеней: белый, светло-серый, серый, темно-серый и черный. Белая реальность – это такая, в которой практически все аборигены осведомлены о наличии других реальностей. Черная – в которой о них не знает никто либо знают единицы из миллионов.

ПРОН определяется математическими знаками в двух положениях. Первый – знак выхода, второй – входа. Например, так: плюс на плюс – значит, доступная для прохода в обе стороны реальность. А вот так: минус на плюс, – значит, реальность, из которой сложно выйти, но в которую легко проникнуть. Все это взаимосвязано, и, как правило, два первых пункта градации совпадают. То есть, например, если реальность «плюс на плюс», то она и белая, а если «минус на минус», то обычно черная. Если вход-выход легки, то туристы, торговцы, эмигранты и тому подобные появляются сплошь и рядом, население волей-неволей свыкается с мыслью о множественности реальностей, ОСВа увеличивается, и сама реальность белеет. С другой стороны, сложности с ПРОНом приводят к уменьшению ОСВы и реальность чернеет. Моя родная реальность Дестрея, к примеру, снежно-белая, самая что ни на есть плюс на плюс. Теоретически существуют идеально белые плюсовые миры, выход из которых может осуществить любое существо в любое мгновение и с приближающимися к нулю затратами энергии, и идеально черные, полностью минусовые, переход в которые и из которых абсолютно невозможен. Но на первые пока еще никто не натыкался, а вторые, если они и есть, находятся вне пределов досягаемости.

– Ладно, – сказал я. – Хорошо! Отлично! Не буду возражать – поверю тебе на слово. Тем более у меня нет выбора, верно? А Бьян… я хотел сказать, мой родной Ливий, какой он?

– Бьянка – редкое исключение. Она «плюс на плюс», но темно-серая, почти черная.

– Растолкуй еще раз, что это означает?

Макой отправил под стол пустую бутылку, откупорил вторую и разлил вино по стаканчикам.

– Это значит, что вход-выход достаточно легки, но почти никто из аборигенов не осведомлен о наличии иных реальностей. Такое случается довольно редко, а причины… неблагоприятные социальные условия, религиозные табу и догмы, да много может быть причин. Я плохо знаком с местной политикой, но все, что я слышал о яркой личности Его Пресвятейшества и бурной деятельности адептов этих ваших Деметриусов Ливийских… Ну, все это говорит о существовании мощных религиозных догматов и сильного аппарата подавления. Поэтому-то жители сопредельных реальностей не спешат посещать Бьянку, те же, кто все-таки очутился здесь, маскируются под местных, а немногие владеющие ОСВой аборигены не афишируют этого. Мало кого прельщает аутодафе…

– Очень ты умно говоришь, Мун, – заметил я. – А как происходит этот твой вход-выход? Что-то вроде колдовства?

– П-фе! Какая разница, как это назвать… Ты рожу хоть мордашкой назови, смотреться будет все равно убого. Короче, реальности связаны паутиной тахионных потоков. Тахионы, это такие мельчайшие частицы… вернее, античастицы… Потому что они движутся во времени в обратном направлении… В общем, это очень сложно и тебе ни к чему. Ну и какая разница, как назвать накопление энергии в кристалле ДЕФ-машины, «стягивание» двух реальностей с помощью потока тахионов, кольцеобразную волну деформации и переход материального тела, находящегося в ее эпицентре, из одного горизонта событий в другой? Хоть колдовство, хоть наука, хоть сокращение прямой кишки, разницы-то никакой. Я называю это наукой, да и большинство гумов тоже, но что с того? Есть реальности, где деформацию объясняют инфернальной ерундой, где аборигены танцуют в полночь голыми вокруг костров под руководством какого-нибудь доходяги-шамана. В таком мире скромного торговца вроде меня примут за демона и побыстрее проткнут копьем с серебряным наконечником. Для таких случаев и существуют камуфляжцы.

– Ты хочешь сказать, что не везде разумные выглядят как люди?

– Ну, большинство являются гумами, то есть гуманоидами – имеют две ноги, две руки и одну голову, но ты же видел циклопа. Я слышал, в одной отдаленной реальности обитают разумные кролики, а в другой – говорящие улитки.

Я заинтересовался:

– Тебе ведь тоже приходится камуфля… камуфли… пользоваться камуфляжцем? А сейчас ты имеешь свой натуральный вид?

Он отпил вина и промолчал.

– Мун Макой! – Я повысил голос. – Как ты выглядишь на самом деле?

– Н-ну… ничего необычного для твоих глаз.

– А точнее? Как бы ты ее ни называл, но я хочу знать, рожа у тебя в действительности или мордашка. В смысле, морда или рожица. Сними покровы…

– Это с твоей-то ксенофобией!

– Не знаю, кто такие эта Ксена и этот Фоб, но было бы неплохо, если бы ты показался мне в своем натуральном виде.

– Ксенофобия, грубо говоря, страх перед разумом в принципиально по-иному выглядящем теле. Ты испугался даже натуральной внешности циклопа, хотя он всего лишь одноглазый и волосатый, значит, ты – ксенофоб.

– Плохой пример. Тогда это произошло неожиданно, а теперь я подготовлен всем нашим разговором. Просто интересно знать, как по-настоящему выглядит тот, с кем я сижу и пью уже столько времени.

– Кстати, давай выпьем, – вспомнил Макой и, после того как мы выпили, заявил: – Не может быть и речи о том, чтобы я сейчас занялся дилегализацией своих покровов. Это, положим, сделать легко, но накладывать их потом самому, без оператора, дело довольно кропотливое и тонкое. Я не собираюсь тратить на это кучу времени только из-за твоей прихоти. Тем более что я уже… гм… слегка опьянел.