Олегу Ивановичу, признаться честно, было все равно. Свой кабинет у Селеверова как у начальника участка имелся и на работе, и этим его было не удивить. Гораздо сильнее возбуждала протянувшаяся на две комнаты лоджия, да причем не одна. Олег Иванович видел себя на ней с армейским биноклем в руках, в окулярах которого плескалось море и разрезали синеву чайки.

Но «не по зубам конфетка!» – останавливал себя Сам, понимая, что четырехкомнатной квартиры ему не видать как своих ушей. Денег нет. И занять не у кого, чтоб застолбить эту генеральскую роскошь. «Евдокия вроде чего-то сулила, да и так, по-моему, отдала до копеечки. А хочется! Четыре – это не три, а со столовой, почитай, пять!»

– Вот ты посмотри! – рассуждал Селеверов, обращаясь к жене. – Еще вчера жили вчетвером в одной комнате. О квартире только мечтали, хотя бы об однокомнатной, но чтоб отдельная. О двушке подумать не могли. А сейчас и трех комнат мало. Хочется больше и больше…

Римка согласно кивала, уж очень манил ее этот пресловутый «кабинет». Похоже, все равно было одной Дусе, готовой еще несколько недель тому назад с легкостью из своей отдельной квартиры на Ленинградской переехать в сырую и мрачную барачную комнату. «Какая разница! – размышляла она, обнаруживая смысл только в одном: чтобы вместе. – Одна комната. Две? Три?»

«Надо определяться!» – дал приказ Олег Иванович и усадил за стол всех бойцов вверенного ему женского подразделения.

– Чего определяться? – раздраженно переспросила Римка. – Денег все равно нет. И не будет.

– А ты, Евдокия? – больше для проформы спросил Селеверов.

– Хорошо… – поспешила ответить Ваховская.

– Что хорошо? – не понял Олег Иванович.

– Да мне все хорошо. Как скажете, так и будет. Вы – хозяева.

Хозяева сердито уставились на Евдокию Петровну, про себя проклиная ее за это раздражающее благодушие. Дуся почувствовала неловкость и смутилась: у нее возникло ощущение, что Селеверовы что-то от нее ждут. Те молчали. Римка, так та вообще отвернулась в сторону, делая вид, что наблюдает за игравшими у окна девочками.

– Встань с пола! – прикрикнула она на Анжелику, которая пыталась поставить на подоконник пластиковую лошадку, не желавшую стоять ровно.

– Встань! – повторила стоявшая на коленках Элона слова матери.

– И ты тоже! – приказала Римка.

– И ты тоже! – снова повторила девочка.

– Я кому говорю? – грозно поинтересовалась Селеверова.

– Ей! – быстро сориентировалась Элона и ткнула пальцем в сестру.

– Я и тебе говорю!

– Мне?! – картинно удивилась девочка и развела руками.

– Ты мне зубы не заговаривай! – возмутилась мать и вскочила со стула. – Я не лошадь.

– Вот лошадь… – пробурчала Анжелика, не теряя надежды установить своего коня на подоконнике.

– Вот лошадь! – с готовностью подтвердила Лёка слова сестры и для пущей убедительности ткнула в нее пальцем.

– Да что это такое! – взорвалась Селеверова. – Кому я сказала, встань с пола! Глухая, что ли?

Анжела нехотя повернула голову в сторону матери и поинтересовалась:

– А зачем?

– А затем! Жопу отморозишь!

Элона пришла от материнских слов в полный восторг и с очевидным удовольствием зачастила:

– Жопу отморозишь! Жопу отморозишь!

– Эттто еще что за «жопа»?! – рассвирепела Римка и, подлетев к дочери, залепила той по губам. – Где только такой дряни наберутся! «Жо-о-о-па»!

– Не бей меня! – потребовала Лёка и скривилась: – Дусе скажу.

– Я тебе сейчас скажу-у-у! – не осталась в долгу мать и влепила любимице подзатыльник. – И ты тоже вставай! – набросилась она на Анжелику, пытавшуюся довести дело до конца.

Вмешался Олег Иванович, прервав на минуту важный разговор с Евдокией:

– Ну, чего расшумелись? Что мама сказала?

– Жо-о-о-па! – прорыдала Элона и бросилась к Дусе в поисках безопасности, предполагая, что следом должна нагрянуть расправа.

– Ты слышал?! – взвилась Римка, пытаясь дотянуться до Лики.

– Ся-а-а-дь!

– Что ты мне рот затыкаешь?

– Ся-а-адь! – повторил Селеверов и посмотрел на жену исподлобья.

Пока Олег Иванович водворял разбушевавшуюся Римку на место, пухлая Анжелика спокойно поднялась с пола, отряхнула колготки. Подошла к отцу и, протянув тому лошадь, пожаловалась:

– Не стоит.

– Не стоит? – дружелюбно уточнил Селеверов.

– Нет. Неправильная.

Олег Иванович поднес лошадь к глазам, обнаружил явное несоответствие в конечностях игрушки и подтвердил:

– Она ж кривая.

– Неправильная, – снова повторила Анжела и залезла на стул.

Селеверов швырнул косую игрушку на кровать и в раздражении прикрикнул на надувшуюся Римку:

– Ну-у-у!

– Не нукай! – с вызовом ответила жена. – Не лошадь.

– Вон лошадь! – сообщила Анжела и показала на кровать.

– Да заткнись ты со своей лошадью! – заорала мать.

– Заткнись! Заткнись! – присоединилась к ней Элона, подпрыгивая на коленках у Дуси.

– Нехорошо, Элоночка, – сделала замечание Ваховская и спустила девочку с колен.

– Полюбуйся, – обратилась к ней Римка и передразнила: – «Нехорошо-о-о-о!» Твоя школа: хорошо, нехорошо. Влепила, как следует, вот тебе и нехорошо. Уговаривает она их. Совсем распустила!

Дуся от неожиданности поперхнулась и стала оправдываться:

– Ну что вы, Римма. Это же дети! Бывает. Они все повторяют. Опять же садик. Надо по-хорошему. Уговорами.

– То-то, я смотрю, многого ты уговорами добилась…

– А ну прекрати! – вмешался Селеверов и грохнул кулаком по столу: – Вы что? Дуры, что ли? Не понимаете! Завтра ответ нужно дать. Первый взнос… А они с этой лошадью. Как с ума сошли!

– Хватит орать! – не осталась в долгу Римка. – Все равно денег нет. Что мне, банк ограбить, чтобы в этих хоромах жить?! Лучше б тогда жили, как жили. Мучайся теперь: две комнаты, три комнаты, четыре… Каждый сверчок знай свой шесток! – прошипела она мужу и вылетела из комнаты.

– А сколько не хватает? – поинтересовалась Дуся.

– Еще две… – буркнул Селеверов и сел за стол, всем видом показывая, что разговор закончен. – Значит, три. Шестой этаж. Завтра будем оформляться.

– Две-е-е? – задумчиво покачала головой Ваховская.

– Две.

– Много-то как!

– Много, – согласился Хозяин. – Не собрать. Не у кого.

– Две-е-е-е, – качала головой Дуся и, не отрываясь, смотрела на дверь. – Пойду я, Олег Иванович.