Как долго я смогу изображать столицу в официальной Ливадии? Увы, тут не все зависит от воли императора. Столица в Ливадии, собственно, и не прижилась, оставаясь сугубо формальной декорацией. Все большее и большее значение приобретал именно Константинополь. Тому были и объективные причины, и сугубо субъективные. Начиная с того, что я большую часть времени проводил или на Острове, или в Городе.

Например, я долго лечился и реабилитировался от последствий «американки». Объективный фактор? Да. Но, как известно, вслед за императором перемещаются все основные министерства и службы, следствием чего становятся смены акцентов и прочих приоритетов.

Откровенно говоря, я понятия не имею, что было на сей счет в головах у Екатерины Великой и у прочих моих предков. Как они собирались поглотить Константинополь и Проливы, не ввергнув империю в соперничество столиц, мне совершенно неведомо. Надо будет у Ники спросить, что он там себе думал, ведь Город совершенно неизбежно затмит собой и Москву, и даже Санкт-Петербург. Ромея Обетованная – это ведь не только клише суворинской пропаганды, это и объективная реальность: сотни тысяч, а точнее, миллионы людей по всей России мечтали и мечтают о переселении в Ромею. В массовом сознании это уже превратилось в некий миф о стране Эльдорадо, где молочные реки с кисельными берегами, а золотом просто мостятся улицы.

Конечно, это не так. Но притяжение Константинополя просто поражало! Основные торговые пути, прекрасный климат, набор мифов и исторических отсылов, жирная выгода и все остальное прочее – все это есть и никуда бы не делось при любом российском завоевании Проливов.

Но у всех моих предков и предшественников это была сугубо идея фикс, желание, но не более того, мне же пришлось оценить на своей шкуре появление в империи такого города, как Константинополь. И всей Ромеи в придачу.

– Что еще говорят?

– Еще, государь, общей темой разговоров является подорожание недвижимости в Городе и в Ромее в целом. Спрос очень велик, особенно с учетом того, что часть Царьграда подпадает под снос ввиду реконструкции.

Да, мода изменилась. Не успела Москва стать столицей, как ветры приличия вновь изменились. Москва осталась где-то там, на северной периферии государства. Да, столица. Да, Первопрестольная. Да, основная часть империи. Парламент и все такое. Но что-то изменилось даже среди аристократии. Хорошим тоном стало иметь особняк в Городе, считалось приличным приобрести дачу где-то на южном берегу Ромеи, и вообще отдыхать не во Франции и в прочих Монте-Карло, а у себя дома, благо отчизна наша ныне имела обширнейшие выходы в прекрасные воды Средиземноморья.

Тем более что отдыхающим дома это самое дома было крайне выгодно. И по налогам, и по всему прочему. Налоги и прочие пошлины – вещи сами по себе весьма полезные. Я всегда полагал, что всякого рода запреты или поощрения лучше оформлять деньгами. Стабильными деньгами. Не говорильней.

Причем дело уже дошло до того, что в определенных кругах той же Москвы даже начало расти раздражение тем, что бизнес в России вести все труднее, новоявленный парламент вечно придумывает какие-то законы, которые мешают торговле и промышленности, а вот в Ромее, где царит чистое самодержавие, принципы ведения бизнеса становятся все проще и прозрачнее, действует судебная система, а закон один на всех.

Ромея Благословенная. Да, я создавал привлекательные условия в Ромее. Да, я ненавязчиво демонстрировал заинтересованной публике, что парламент, а уж тем более республика – это не всегда благо для бизнеса. И что стабильность в законах, незыблемость прав собственности, равная справедливость в суде и сильная власть – это всегда лучше для дела, чем парламентская чехарда и говорильня популистов. Но. Но. Есть несколько но. Очень много но.

Во-первых, единство Единства. Как ни крути, а образовывалось определенное психологическое разделение. Ромея становилась некой «более лучшей Россией», чем сама Россия. Это было опасно и чревато всякого рода нехорошими последствиями. Ромея стала более привлекательной во многих смыслах. Мог ли я сделать то же самое в России? И да, и нет.

Вопрос всегда в деньгах. А денег у меня мало. Да и нужно было выпустить либеральный пар в виде моды на всякую демократию. Хотели парламент – получите и насладитесь. Ники всегда страдал боязнью представительского народовластия, а ведь это прекрасная вещь, позволяющая перекладывать ответственность на народных представителей, имея при этом полную возможность контролировать в народном органе каждый чих.

Во-вторых, опять же, денег мало. И возможностей. Хотелки всегда отличаются от возможностей. Вы думаете, легко нам, царям? Вышел, мол, высочайше повелел, и всё? Все кинутся исполнять? Обывательские разговорчики, как говорил булгаковский Иван Васильевич. Отнюдь. Не побежали и не кинулись исполнять.

Молоко за вредность нам полагается? Да. Только вот кто же нам его даст? Разве что с мышьяком в комплекте.

Евстафий продолжает доклад о настроениях в высшем свете. О светской болтовне во время чаепитий. Это самые опасные разговоры в моей империи. Ни о чем и обо всем сразу.

Душно. Воротничок давит. Сильно так давит. Как известно, самодержавие на Руси ограничено удавкой. Или табакеркой. Петруша Третий не даст соврать. И Павлуша Первый. И прочие. Не так уж много моих предков умерло своей смертью, дожив до преклонных лет.

А сколько раз меня самого пытались свергнуть или убить по-всякому? А сколько покушений мои спецслужбы предотвратили? Значительно больше, чем не предотвратили. Но ту же бомбу мне под ноги в Риме я точно никогда не забуду. И уж точно никогда не забуду Кровавую Пасху в Москве. Погибшую царственную мать, Сандро и других близких мне людей.

Да, я поквитался с обидчиками. Акула Шифф ныне кормит нью-йоркских рыб, а царственный брат Джорджи пораскинул мозгами на лондонском перекрестке Стрэнда и Савой-стрит. И что? Пришел на его место сынок Эдик. Пусть пока молодой и глупый, но разве короли правят империями? Даже я правлю очень и очень относительно. Как там говорили в Средневековье? Король выше прочих дворян ровно на высоту своей шляпы?

Истинно так. Я выше всех тут ровно на высоту шляпы или на высоту послезнания. Всего лишь на высоту понимания того, что пропало не всё. Не всё. Надо лишь освободить запруду, снести ту плотину, которая остановила естественное течение реки.

Революция? В какой-то мере. Вся моя революционность опирается на подбор революционных кадров. Глупость считать, что до Февральской и Октябрьской революций все были ярыми противниками перемен. Даже среди заядлых монархистов было немало тех, кто видел тупик существующей державной концепции и тупик лично царя-батюшки Николая Кровавого. Равно как и среди тех, кто перебежал к большевикам, не было столько идейных. Они вовсе не были такими уж марксистами или радетелями о народе. Они были просто патриотами своего Отечества, нередко, к своему сожалению, считающими, что только большевики смогут восстановить ту империю, которая была утрачена «верноподданническими горлопанами», а также другими горлопанами, но уже «демократическими». Любили ли они Ленина? Очень сомнительно. Но именно Ленин со товарищи фактически восстановили очертания бывшей империи, в то время как всякого рода Колчаки с Деникиными все профукали, отдав Россию под пяту иноземных оккупантов. Даже Слащев вернулся после Гражданской. Даже Деникин прислал в СССР вагон медикаментов в сорок первом году, когда Германия напала на Советскую Россию. Даже Деникин!