куда упрятала саженье, Иван Васильевич пропустил мимо ушей, и ласки дали осечку, как аркебуза в грозовой ливень. Не зря титул «грозный» Иван IV, спустя время, перенял от деда.

Призналась Софья, куда ожерелье ушло. Чего уж, думала, запираться, да и повинную голову меч не сечёт, рассуждали все кругом. Касайся дело иного украшения, так бы и вышло. Правда, с её-то головы и волос не упал. А вот в Верею направили князя Бориса Туреней-Оболенского с людьми с предписанием вернуть саженье да самому Ивану Удалому явиться пред очи государя.

V

Братьев родных Иван Васильевич не жалел, а уж троюродного-то и подавно мог сгубить ни за что, ни про что. Былые заслуги, а уж тем паче чьих-то отцов перед родителем, — не в счёт. Свои-то герои не всегда в чести. Прознав про гонцов царя, Василий Михайлович счёл за лучшее с молодой женой и казной под охраной десятка дружинников выдвинуться к Смоленску, западному оплоту Великого княжества Литовского.

Туреней-Оболенский в Верее не застал никого в княжеских палатах. Чему на самом деле лишь обрадовался. А то как воспротивился бы удельный князь, и что тогда? Не зря ведь Удалой — мог и бока намять великокняжеским посланникам. В лучшем случае. А в Москву битым да с пустыми руками явиться — себе дороже. А тут такая удача! Оставалось лишь имитировать ретивую погоню в ту степь, куда дворовый люд рукой махнул, и разворачивать оглобли.

Верейский же благополучно добрался до Смоленска и пополнил колоду имеющих право на московский трон Рюриковичей. Разыграть же её извечные враги земель московских только и ждали удобного случая.

Те потуги ляхов, известное дело, остались из серии «видит око, да зуб неймёт». А Иван III разыграл выпавший ему случай по полной.

VI

За побег Василия Удалого в Литву в Москве его объявили изменником, а с такими и их родными не церемонятся. Вот государь и присвоил своей же грамотой удел Верейский. Хотя через год явил милость — вновь даровал её старику, но лишь в пожизненное держание. «Клятвенною грамотою обязал не иметь никакого сообщения с сыном-изменником и города Ярославец, Белоозеро, Верею по кончине своей уступить ему, Государю Московскому, в потомственное владение». Закалённый в походах славный воевода Михаил Андреевич не оправился от яда кремлёвских интриг и вскоре — в 1485-м году — скончался. А вместе с ним кануло в Лету и удельное княжество Верейское.

Для супруги же Ивана III всё обернулось сплошными потерями: и единственной родственницы возле себя лишилась, и репутацию, только было окрепшую, пошатнула. Именно с «дела о саженье» началось третирование великой княгини летописцами. Они создали ей образ расхитительницы государевой казны, что впоследствии историки приняли за чистую монету. Но главное — это «дело» стало началом войны на уничтожение между греческой и молдавской принцессами. В итоге, несмотря на изначально слабую позицию, Софья взяла верх. Елена Волошанка годы спустя умерла в заточении «нужной смертью»: её убили по указу взошедшего на престол сына деспины Василия III.

VII

История с саженьем была довольна известна, а вот описания его не встречалось ни в одной из летописей. И это понятно, мало кому из знати довелось видеть его, а уж борзописцам и тем более не светило. Могло даже показаться, что ожерелье это — вообще нечто мифическое, вроде золотой бабы — идола северных народов.

Помощника же по особым поручениям военного министра Российской империи с этой драгоценностью связывали одни из ранних воспоминаний детства. Вот он елозит на коленях у отца Михаила Андреевича — имена мужчинам в роду давали не по святцам, а в честь предков. Занят парнишка важным делом — теребит ожерелье из золотых ажурных бусин и картинок с разноцветными камушками. Он пытается трясти саженьем на манер погремушки, но безрезультатно. Вася недоумённо глядит на родителя, тот же в ответ лишь заразительно смеётся.

Когда Вася подрос, родитель уже обстоятельно рассказывал ему о том, чьи образы запечатлены на трёх декорированных филигранью, самоцветами и жемчугом медальонах. Финифтью неведомый мастер изобразил лики святых, весьма значимых не только для церкви, но и для истории России. Теперь, выходило, Наполеон отвёл в ней одну из важных ролей и самому саженью.

VIII

На пути к себе в имение князь то и дело возвращался мыслями к разговору в Меньшиковском дворце. Тут же ему мысленно рисовался сам предмет речи и больше — эмалевые образки. Рассказы отца о тех, кто на них изображён, становились в детстве вроде уроков по истории Отчизны. Вот он кладёт на ладонь образ тот, что слева, — князя Владимира Святославича, прославленного в лике святых как равноапостольный. Известен как Креститель, выбравший для родного государства путь христианства, а ещё — как Красное Солнышко, представленный в былинах и сказаниях. На правом медальоне — сыновья Владимира — Борис и Глеб. Убитые братом Святополком Окаянным, они стали первыми святыми Руси. Канонизированные в лике мучеников-страстотерпцев, Борис и Глеб считаются покровителями Отечества и небесными помощниками русских князей. Центральный лик — святой равноапостольной княгини Ольги. Мать Святослава — отца Владимира Крестителя, она первая из державных русичей приняла христианство.

Саженье не было в чистом виде женским украшением, хотя центральное расположение лика Ольги косвенно это подтверждало. Но в первую очередь оно являлось одним из атрибутов власти князя Тверского.

IX

Для Верейских-Палеологов эта реликвия наполнилась ещё и особым смыслом из-за важной роли Константинополя в христианизации Руси. Ведь из многих вариантов государственной религии Владимир в 987 году выбрал крещение «по закону греческому». Сам после обряда принял имя Василий — в честь византийского императора Василия II — и взял в жёны его сестру Анну. Княгиню же Ольгу за тридцать лет до этого лично крестил на берегу Босфора император Константин VII.

К тому же все четверо святых почитались и католической церковью. Как теперь думалось Верейскому, это тоже могло повлиять на выбор саженья в качестве ритуального артефакта. Конкордат Наполеона 1801 года частично возвращал церкви утраченный в революцию 1789 года статус религии большинства и связь с Ватиканом. Революционные церковные реформы вызвали и недовольство Папы Римского, и довели до раскола в самой Франции. Требовалось как-то нивелировать эти последствия. Так что, возможно, Бонапарт, как заправский некогда артиллерийский офицер, старался одним ядром поразить две цели. А может, и три. Будь подпоручик роты бомбардиров иного склада ума, не быть ему генералом в двадцать четыре года, а ещё через десять лет — и императором.

Вообще, предсказуемый и уверенный в себе человек хорош только на работе, иссохшей от любви к дуракам. Выполнение