Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, конечно, он не высказал эту мысль вслух, чтобы зря не пугать ни пациента, ни его мать. Но сразу стало видно, что Доктор повеселел.
— Покажи язык, — сказал он Гоге.
Гога высунул язык.
— Язык вполне нормальный. Теперь мы вас, молодой человек, выслушаем… Так-так-так… Сердце превосходное. Хрипов в лёгких нет. Желудок как?
— Желудок нормальный, — сказала Наталья Кузьминична.
— И давно он у вас э-э-э… гавкает?
— Уже третий час. Просто не знаю, что мне делать…
— Прежде всего успокоиться. Пока что не вижу ничего страшного. А нуте-ка, молодой человек, расскажите, с чего это у вас началось.
— А просто так, с ничего, — жалостным голосом начал Гога. — Я как раз рассказывал маме, как Волька Костыльков… гав-гав-гав…
— Вот видите, доктор, — залилась слезами Наталья Кузьминична, — это прямо какой-то ужас… может быть, прописать ему какие-нибудь пилюли? или порошки?.. А что, если ему прочистить желудок?
Доктор поморщился:
— Дайте мне, Наталья Кузьминична, срок, чтобы подумать, просмотреть кой-какую литературу… Редкий, очень редкий случай. Значит, так, полный покой, режим, конечно, постельный, пища самая лёгкая, лучше всего растительно-молочная, никакого кофе и какао, самый слабенький чай, можно с молочком. На улицу пока не выходить…
— Его сейчас и палкой не выгонишь на улицу. Стыдится. Тут к нему заходил один мальчик, так бедный Гога так лаял, так лаял, еле мы его упросили, мальчика этого, никому об этом не рассказывать. А желудок как, прочистить, может быть?
— Что ж, — сказал доктор в раздумье, — прочистить желудок никогда не мешает.
— А что, если ему и горчичники на ночь поставить? — спросила Наталья Кузьминична всхлипывая.
— Тоже неплохо. Горчичники — это вещь.
Доктор хотел было погладить приунывшего Гогу по головке, но Пилюля в предвкушении всех назначенных ему процедур гавкнул с такой нескрываемой злостью, что доктор быстро отдёрнул руку, испугавшись, как бы этот неприятный мальчишка и в самом деле его не укусил.
— Кстати, — сказал он, тут же взяв себя в руки, — зачем вы держите окна закрытыми в такую жару? Мальчику нужен свежий воздух.
Наталья Кузьминична скрепя сердце объяснила доктору, почему ей пришлось закрыть окна.
— Мда-а-а, редкий, очень редкий случай! — повторил доктор, выписал рецепт и ушёл, пообещав зайти денёчка через два.
XI. Не менее беспокойное утро
Утро наступило чудесное, солнечное.
В половине седьмого бабушка, тихо приоткрыв дверь, прошла на цыпочках к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался бодрящий прохладный воздух. Начиналось московское утро, шумное, жизнерадостное, хлопотливое. Но Волька не проснулся бы, если бы одеяло не соскользнуло с него на пол.
Первым делом он нащупал выросшую на его щеках щетину и понял, что находится в совершенно безвыходном положении. В таком виде нечего было и думать показываться на глаза родителям. Тогда он снова забрался под одеяло и стал думать, что же ему делать.
— Воля, а Воля! Вставай! — услышал он из столовой голос отца, но решил не отвечать, прикинуться спящим. — Не понимаю, как можно спать, когда на дворе такое замечательное утро!
Послышался бабушкин голос:
— Вот заставить бы тебя самого, Алёша, сдавать экзамены да будить тебя ни свет ни заря!
— Ну и пускай его спит! — пробурчал отец. — Небось захочет есть — сразу проснётся.
Это Волька-то не хотел есть?! Да он ловил себя на том, что яичница с ломтём свежего чёрного хлеба его волнует сейчас даже больше, нежели рыжая щетина на его щеках. Но здравый смысл взял всё-таки верх над чувством голода, и Волька пролежал в постели, покуда отец не ушёл на работу, а мать с кошёлкой не отправилась на рынок.
«Была не была! — решил он, услышав, как щёлкнула за нею дверь. — Расскажу всё бабушке. И вместе что-нибудь придумаем».
Волька с наслаждением потянулся, сладко зевнул и направился к дверям. Проходя мимо аквариума, он бросил на него рассеянный взгляд… и остолбенел от удивления. За ночь в этой небольшой четырёхугольной стеклянной посудине произошло событие, никак не объяснимое с точки зрения естественных наук и полное поэтому таинственного смысла: вчера в аквариуме плавали четыре рыбки, а сегодня их стало пять. Появилась ещё одна — большая, толстая золотая рыбка, важно шевелившая пышными ярко-алыми плавниками. Когда Волька удивлённо прильнул к толстому стеклу аквариума, ему показалось, что рыбка несколько раз хитро ему подмигнула.
— Что за ерунда! — пробормотал Волька, забыв на время даже про свою бороду, и засунул руку в воду, чтобы схватить загадочную рыбку.
Но она сама, словно только того и дожидалась, сильно ударила хвостом по воде, выскочила из аквариума на пол и превратилась в Хоттабыча.
— Уф! — промолвил старик, отряхиваясь и вытирая бороду неведомо откуда появившимся роскошным шерстяным полотенцем, обшитым по краям золотыми и серебряными петушками. — Я все утро ожидаю чести выразить тебе своё глубочайшее почтение. Но ты не просыпался, а я щадил твой сон. И мне пришлось переночевать с этими красивыми рыбками, о счастливейший Волька ибн Алёша!
— Как не стыдно смеяться надо мной! — рассердился Волька. — Только в насмешку можно назвать счастливым мальчика с бородой!
XII. Почему С. С. Пивораки переменил фамилию
В это очаровательное утро Степан Степаныч Пивораки решил совместить сразу два удовольствия. Он решил побриться, наслаждаясь в то же время живописным видом на Москву-реку. Придвинул к самому окну столик с бритвенными принадлежностями и принялся, мурлыча под нос весёлую песенку, тщательно намыливать щёки.
А мы пока что расскажем о нашем новом знакомом.
По странному совпадению обстоятельств, его фамилия полностью соответствовала одной из двух его слабостей: он любил хлебнуть кружечку-другую пивка и закусить их аппетитными, чуть солоноватыми варёными раками.
Второй его слабостью была излишняя словоохотливость. Из-за своей болтливости Степан Степаныч, человек, вообще говоря, неглупый и начитанный, нередко становился в тягость даже самым близким друзьям.
За всем этим, он был превосходным человеком и большим мастером своего дела. Он был лекальщик.
Закончив намыливать щёки, Степан Степаныч взял в руку бритву, поправил её маленечко на ладони и принялся с необыкновенной лёгкостью и сноровкой бриться. Побрившись, он с наслаждением обрызгал себя из пульверизатора цветочным одеколоном «Магнолия» и начал вытирать бритву, когда вдруг неожиданно рядом с ним, неизвестно каким путём, возник