Чуть позже один из карточных игроков подошел к нам и тихим угрожающим голосом сказал: «Нам нужен этот столик». Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы взвесить все происходящее и прийти к выводу, что самым разумным было бы сейчас уйти. Тот тип, который подошел к нам, очевидно, ждал, что мы так просто не уйдем и окажем хоть какое-то сопротивление. Но когда я вежливо ответил ему: «Пожалуйста, располагайтесь, будьте нашим гостем», он так и остался стоять, точно в полном ступоре. По его виду было совершенно понятно, что он не привык к подобному вежливому обращению. Я подошел к стойке бара и сел рядом с Дэзом, нам принесли заказанную выпивку. Я сказал Дэзу, что мы уходим, он запротестовал. У меня не было времени что-то ему объяснять или спорить: «Если ты не допьешь свою выпивку за 30 секунд, то я возьму тебя за шиворот и сам вытолкаю наружу». По моему тону он, видимо, догадался, что дело серьезное. Как и я, он в два глотка выпил всю кружку. С такой скоростью он мог бы стать серьезным соперником для студентов в соревнованиях по скоростному распитию спиртных напитков. Несколько лет спустя в местной газете я узнал того парня, которого мы встретили на дороге. Это и был Ронни Крей. Было бы излишне говорить, что больше мы в тот паб не ходили. Совсем скоро мы с Эллен уехали из Вэпинга и обосновались в Путни с нашим сыном Джоном. Самой большой преградой, которую предстояло мне тогда преодолеть, был выпускной экзамен по бухгалтерскому делу.

Раньше этот экзамен не вызывал у меня опасений, но во время моей подготовки к нему все, что только могло пойти наперекосяк, так и пошло. В какой-то момент я даже хотел выбросить белый флаг и сдаться. Удержали меня от этого шага только слова Кена Янга, которые я помнил со времен моей подготовки к службе в армии. Когда Янг был в похожей ситуации, у него тоже возникала мысль бросить все, но в какой-то момент он сказал себе: «Я все-таки попытаюсь продержаться до конца. Через год мне этого точно не выдержать». И я тоже продолжил борьбу, хотя прекрасно знал, что мое упорство может быть не вознаграждено.

О плодах своего упорного труда я мог узнать только через полгода. Я знал точную дату, когда будут известны результаты. В то майское утро мы с Эллен сидели и ждали почтальона. Наш дом располагался у подножия холма, и когда почтальон показывался наверху, мы могли проследить весь его путь до нашего дома. В то время почтальоны приходили как по расписанию. Кен Янг говорил мне, что даже не надо открывать конверт, чтобы узнать результат. Если конверт будет толстым, можно не волноваться. Но если же он будет тонким, вероятность, что этот экзамен придется пройти заново, увеличится.

Как правило, почтальону надо было задержаться у двух-трех домов, прежде чем дойти до нас, но в тот день он почему-то останавливался у каждого дома. Наконец он подошел и к нашему дому, вытащив из своей сумки одно-единственное письмо. Я спросил Эллен, каким, по ее мнению, оно было – толстым или тонким. Будучи человеком решительным и определенным, она тогда сказала: «Оно среднее». Мне тоже так показалось.

Несколько секунд спустя письмо уже лежало на крыльце. Мы с Эллен долго на него смотрели, пока, наконец, не набрались мужества его поднять. Прошло еще несколько секунд, прежде чем мы вскрыли конверт. Обрадованные известием, что я действительно сдал экзамен, мы начали танцевать. У меня с души словно камень свалился. То, что я испытал в тот момент, было похоже на состояние легкого опьянения. Я сдал этот экзамен и стал дипломированным бухгалтером. Это означало, что теперь у нас будет прочное материальное положение. Я надеялся, что теперь мы с Эллен будем в полной мере радоваться жизни.

Первым делом большинства молодых бухгалтеров, которые только что получили диплом, было составление себе внушительного послужного списка. Было обычным делом в течение четырех лет после получения диплома набираться опыта в своей профессии, прежде чем открывать собственную практику или же покупать партнерство в какой-либо фирме. Я решил остаться у «Пита, Марвика, Митчелла и компании». Здесь я занимался главным образом аудиторскими проверками, готовил отчеты и налоговую документацию – одним словом, занимался всем тем, чего всегда терпеть не мог. Те дни могли бы стать для меня просто невыносимыми, если бы у меня не было другой жизни, которая не имела никакого отношения ни к работе, ни к моей молодой растущей семье.

Дэз и я впервые пошли на площадку для игры в гольф в Ричмонде, чтобы сразиться за маленький белый шарик, когда я еще готовился к своим промежуточным экзаменам. Дэз отказался играть уже после первого раунда, у него игра не шла. А мне гольф показался очень увлекательным. С того дня он стал главным занятием в моей жизни, моим главным увлечением. Все выходные напролет я проводил на площадке для гольфа, ударяя клюшкой по мячу. Прелесть этой игры заключалась в том, что она проходила на свежем воздухе и была физически полезна для меня. Я годами сидел согнувшись в три погибели над учебниками. От такого образа жизни моя прекрасная спортивная форма, приобретенная за время службы в армии, исчезла без следа. Физически я уже превращался в мужчину средних лет. Непрерывное курение вносило свою лепту в этот процесс. Помогая мне быть в форме и выглядеть на свои года, гольф, в особенности пока я работал в «Пит, Марвик, Митчелл и компания», вносил в мою жизнь живость и разнообразие. Бывало, я сидел в своем кабинете, за рабочим столом, с ручкой в руке, склонившись над бухгалтерской книгой, но мысли мои были далеко-далеко от скуки и суеты рабочего дня, и я снова переносился на площадку для гольфа, где с клюшкой в руке склонялся над мячиком, обдумывая прошедший раунд игры и готовясь к следующему.

К тому времени, когда я получил диплом, явным лидером на поле борьбы в главном офисе компании был некий Брайан Онгьерс. В своем желании любым способом утвердить свое превосходство над другими сотрудниками он дошел до того, что велел освободить маленькую кладовку рядом с кабинетом помощника управляющего, чтобы сделать из нее персональный кабинет. Со временем он даже распорядился, чтобы стол секретаря-машинистки отдела передвинули ближе к его кабинету. У новых посетителей создавалось твердое впечатление, что она была личным секретарем мистера Онгьерса, а остальным только разрешалось пользоваться ее услугами.

Онгьерс был очень проницательным человеком и мастерски умел блефовать. Было невозможно доказать ему, что он неправ, даже когда вы точно знали, что он ошибается. Я все свои учебники перерыл в надежде найти какой-нибудь аргумент в споре против него, но так и не смог его превзойти. И хотя с ним было до безумия сложно работать, все же он, сам того не зная, дал мне несколько полезных уроков касательно служебных отношений между сотрудниками, которые очень мне пригодились в будущем.

Свою лепту в «непробиваемую броню» мистера Онгьерса внес мистер Бенсон, самый младший из партнеров нашей компании. По завершению аудиторской проверки, как правило, нужно было доложить о ее результатах сначала своему начальнику, а затем одному из партнеров. Моя единственная встреча с Бенсоном состоялась после одной из таких проверок. Я готов был увидеть перед собой такого же напыщенного типа, как Онгьерс, и соответственно разговаривать с ним. Во время беседы я был очень доволен тем, как ответил на один его вопрос. Мой ответ изобиловал какими-то сложными оборотами, длинными фразами и внушительно звучащими сочетаниями слов, но мистер Бенсон неожиданно перебил меня: