И это тем более удивительно, что в помещениях торговых складов, откуда еще в прошлом веке вывезли последние колониальные товары, давным-давно уже обосновались многоквартирные жилые комплексы для среднего класса, художественные галереи, рестораны и пабы.

На туриста мужчина был не похож — скорее деловая и уверенная походка человека, знающего, куда и зачем он идет, придавала ему вид служащего средней руки, возвращающегося домой после трудного дня, проведенного за компьютером в Сити.

Звали русоволосого джентльмена Алексей Литвинчук, и в кармане у него лежал новенький британский паспорт на эту фамилию…

— Извините.

— О, прошу прощения, сэр!

Разминувшись в проходе с каким-то упитанным дядечкой, выводящим на прогулку домашнего любимца — такого же, как он, упитанного боксера тигровой масти, — Литвинчук нырнул в подворотню и, оставив позади скучную улицу Уоппинг-уолл, оказался прямо на берегу реки.

Через несколько минут он уже делал заказ официанту, сидя за столиком паба со странным для русского слуха названием «Проспект Уитби»:

— Жареную рыбу с картошкой, будьте любезны…

— Разумеется, сэр. Какое пиво вы предпочитаете?

— «Бест», — назвал Литвинчук первый попавшийся сорт, указанный в меню.

— Одну пинту? — уточнил официант, сразу и безошибочно определив в нем иностранца.

— Да.

Публики в заведении было немного: неизменный в любой точке мира японец с видеокамерой и путеводителем, семья с детьми — тоже, очевидно, туристы, откуда-то из Скандинавии, две или три компании молодых людей и девушек, занявшие места задолго до появления в пабе Литвинчука.

Очевидно, опасности никто из них не представлял.

— Ваше пиво, сэр.

— Благодарю.

Наверное, это и в самом деле оказался лучший на Темзе пункт наблюдения за неторопливой, медлительной жизнью реки — и за ее противоположным берегом. Из-за прохладной погоды все окна заведения держались закрытыми, но даже сквозь них можно было прекрасно видеть поднимающиеся по течению баржи и прогулочные теплоходы, верфи, давным-давно переоборудованные газовые хранилища викторианских времен, многоэтажные жилые корпуса с рядами окон, удивительно напоминающими орудийные порты парусных линейных кораблей.

Прямо напротив виднелась высотка, которую лондонцы называют Кэнери-Уорф. С некоторых пор стало модным сообщать всем, кто видит ее впервые, что эта впечатляющих размеров башня построена тем же архитектором, что и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.

Литвинчук прислушался. Где-то внизу, под огромными сваями, держащими на себе паб и соседнее здание, плескались волны…

Рыба с картошкой, «фиш энд чипе», — это было едва ли не единственным традиционным блюдом английской кухни, которое с самого начала пришлось по вкусу Литвинчуку. Ну, еще, пожалуй, яичница с помидорами, колбасой и беконом… А ко всему остальному, что англичане гордо именуют простой доброй пищей: к непрожаренному, пресному мясу, к пресловутой овсянке без вкуса и запаха, к тушеным бобам — организм русского человека приспосабливается тяжело, не сразу. Не говоря уже про такое издевательство над желудком, как разрезанная пополам булка, намазанная маслом и начиненная жареной картошкой — «чип-бати». Или взять, к примеру, пудинги, которых здесь предлагают великое множество и только часть которых действительно относится к десертам, подаваемым после еды!

Вниз по Темзе, на моторе, явно не торопясь никуда, прошла яхта, украшенная эмблемой Королевского клуба. Паруса были свернуты, так что грот-мачта упиралась в небо светло-серой иглой.

Литвинчук отхлебнул глоток пива и вдруг отчаянно, почти до физической боли, позавидовал тем богатым и беззаботным бездельникам, которые имели возможность проводить на ее борту вот такие, как нынешний, ветреные и холодные вечера — в компании красивых женщин и самоуверенных мужчин, с трубкой, сигарой или стаканчиком выдержанного виски…

Дело в том, что с некоторых пор жизнь самого Алексея Литвинчука стала похожа на подхваченный утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда — в темноту…

Скорость движения давно уже превысила допустимую.

Впрочем, пока все ограничивалось легкими ушибами, вмятинами и яростным скрипом покрышек — однако мастерство или хладнокровие водителя были тут ни при чем. Литвинчук понимал, что все эти годы избежать столкновения или смертельного заноса в кювет ему удавалось только чудом.

Наверное, думал иногда Литвинчук, было бы неплохо регулировать течение жизни наподобие водопроводного крана: захотел — прибавил событиям интенсивности, надоело — перекрыл на какое-то время причинно-следственную связь. И отдыхай себе какое-то время, переваривай… Можно погорячее сделать, можно про запас воды набрать — тут уж кому как нравится.

Но пока, чтобы не потонуть, надо было, как на болоте, вовремя перепрыгивать с кочки на кочку — и ни в коем случае не останавливаться. Один-един-ственный неверный шаг запросто мог стоить Алексею Литвинчуку жизни.

Когда на его тарелке уже почти ничего, кроме костей от жареной рыбы, не осталось, трое парней в спортивных куртках вошли в паб. Оглядевшись, новые посетители молча и слаженно пересекли зал и расположились за столиком по соседству с Литвинчуком.

Верхнюю одежду они снимать не стали.

Черный холодок невидимой опасности накатил на Литвинчука, и он едва удержал себя от того, чтобы судорожно не завертеть головой. Сквозь негромкий шелест чужих разговоров ему даже послышался далекий щелчок — то ли фотоаппарата, то ли затвора автоматической винтовки.

Захотелось стать маленьким — или даже совсем раствориться, исчезнуть… На подсознательном уровне паб на берегу реки больше не воспринимался как нечто надежное, обещающее покой и относительную безопасность.

Пиво Алексей Литвинчук не допил: рассчитавшись, он встал из-за стола, на ходу попрощался с официантом и вышел наружу. Быстрым шагом — почти бегом! — преодолев по Уоппинг-Хай-стрит расстояние до заброшенного табачного дока, он еще раз проверился — никого…

Доки Святой Екатерины, расположенные рядом с Тауэрским мостом, по праву считаются самой освоенной и популярной частью старых лондонских доков. На оживленной Хайвей Литвинчук моментально и без труда слился с людским потоком, густеющим по мере приближения к проторенным туристическим тропам. Двигаясь вместе с праздной, веселой и неторопливой публикой, он довольно скоро свернул на улицу Томаса Мора и вышел на набережную, вдоль которой, борт к борту, выстроились небольшие частные парусники, катера и речные посудины для путешествий по каналам.

Только пару раз за все время пути ему показалось, что сзади следует хвост… Впрочем, скорее всего это было очередным плодом извращенной шпионской фантазии — уж кто-кто, а Литвинчук знал, что настоящее, профессиональное наружное наблюдение заметить нельзя, его можно только погувствоватъ собственной шкурой. Что же касается детективов-любителей из числа, например, журналистов, то избавить себя от них достаточно просто. Вполне хватило бы того набора нехитрых, но испытанных временем классических манипуляций, которые Алексей Литвинчук проделал, добираясь сюда, в район лондонских доков.

Тем